Ярослав Кеслер

ПЕСНЬ ВЕЩЕГО АЛЕКСАНДРА

Во время Гражданской войны России и в красных, и в белых войсках любили распевать на один и тот же лихой мотив пушкинскую “Песнь о Вещем Олеге”. Вот только припев к этому гимну был их собственного сочинения, и с единственной различной строкой: сначала и те, и другие пели “Так громче музыка играй победу – мы победили, и враг бежит, бежит, бежит!”, затем у красных шло “Так за Совет Народных Комиссаров…, а у белых – “Так за царя, за Родину, за Веру…”, а далее опять солидарно: “…Мы грянем громкое “ура, ура, ура!”.

Из этого, характерного для времен гражданской войны, но достаточно курьезного, эпизода следуют, тем не менее, по крайне мере, два серьезных вывода. Первый: и те, и другие, независимо от идеологии, воспринимали “Песнь о Вещем Олеге” как свой русский гимн, и второй: одна-единственная присочиненная строка может качественно изменить смысл с точностью до наоборот, как частица “не”. Но почему же русские, находившееся во время великой смуты начала XX в. в некоем всеобщем помутнении рассудка, подсознательно искали опору в именно этой “Песни”?

За последние 100 лет мы все же смогли, наконец, понять, что у А.С. Пушкина не было ни случайных тем произведений, ни случайных слов в них. Начнем с того, что Пушкин назвал своего князя Олега Вещим, т.е. не только мудрецом, но предсказателем. Здесь Пушкин через Олега явно проводит путеводную нить от Вещего Бояна из “Слова о полку Игореве”, к себе, Бояну XIX века, и далее к потомкам.

Далее пушкинский Олег собирается (как ныне) “отмстить неразумным хазарам”. О хазарах традиционная история нам говорит: 1) как о тюркоязычном народе, пришедшем с гуннами в Европу; 2) как о жителях Хазарского Каганата, живших на казачьих землях между Волгой (по-хазарски Итилью) и Доном, и исповедовавших, в основном, иудаизм; 3) как о хазарейцах – мусульманском племени в Иране и Афганистане, говорящем на фарси (персидском языке).

С другой стороны, сам князь Олег в “Слове о полку Игореве” назван каганем, т.е. титулом правителя Хазарского Каганата. А если, с третьей стороны, мы добавим к этой компании католиков-венгров, которые и сегодня гордятся своим древним гуннским происхождением, древним угоро-финским языком, а также своими знаменитыми гусарами (по-французски “гусар” hussard, а hussarde “венгерка (танец)”), то определить этническую и религиозную природу хазар-гусар становится далеко не просто.

Но читаем Пушкина дальше. Дело происходит в дохристианской Руси, поскольку встречается Олегу “вдохновенный кудесник, покорный Перуну старик одному”, не боящийся владетельного гнева волхв. Этот волхв и предрекает Олегу “смерть от коня своего”.

А вот этим Пушкин нам прямо указывает на единственного (исключая, конечно, Росинанта у Дон-Кихота) знаменитого своей кличкой исторического коня полководца – на Буцефала (т.е. Бычьеголового), любимого коня Александра Македонского. Что же это за “бычьеголовый” боевой конь? Это конь в средневековых конских латах. И Пушкин пишет об Олеге: “в цареградской броне князь по полю едет на верном коне”.

И еще волхв предрекает Олегу победы, воинскую славу и “щит на вратах Цареграда”. Сейчас это трактуют так, что Олег ходил “воевать” Царьград, но брать его почему-то не стал, пожалел, а для устрашения Византии прибил на городских воротах свой щит. Однако, для устрашения обычно поднимают меч, тогда как щит – для защиты. Более того, при таком толковании легендарный полководец Олег оказывается малокультурным туристом, который на всех памятных местах пишет “Здесь был Олежка из Новгорода”.

Нет, щит Олега, скорее, сродни надписям советских воинов – освободителей Европы от фашизма на берлинском рейхстаге. Его щит – это его, Олега, гарантия защиты главной столицы – Царь-Града от посягательств недругов.

От каких же недругов защищал Царь-Град князь Олег? А теперь вспомним, куда ходили в первые “крестовые” походы “воевать Гроб Господень” западноевропейские “крестоносцы”: отнюдь не на Иерусалим, а именно на Царь-Град.

Вот от набегов этих хазар-грабителей Олег и ходил защищать стольный Царь-Град. То, что их называли “рыцарями”, не имеет никакого отношения к благородству, поскольку рыцарь или рейтар – это просто участник рейда, т.е. набега. Это слово, как и название польского дворянства – шляхта, возникло от названия разбойничьих шаек на дорогах, состоящих поначалу из родственников атамана - сложите шведское slakta “родня” и немецкое schlachten “резать, убивать” с однокоренным русским “слуга”, и получится именно шляхта.

Вы скажете, но ведь Олег-то варяг, т.е. вроде бы скандинав, швед? Но швед, по-русски свей, означает свой, как и немецкий шваб, т.е. русский свободный человек. А Олег-скандинав, т.е. Олег из Скандии = Олег-Скандер.

Тут самое время вспомнить о нашем прославленном Александре – князе Александре Невском, о его знаменитой победе над тевтонами в 1242 г. на льду Чудского озера. И если Олег-Александр ходил защищать Царьград от западных хазар-“крестоносцев”, то уж свой родной Новгород он точно от них защищал.

Кстати, а что это за тевтоны, и куда они потом подевались, причем вместе с хазарами? Слово тевтон (teuton) означает просто “чужой, чужой народ”, ср., например, литовское tauta “народ”, сербское тудж “чужой”, и русское чудь, слова, однокоренные с русским те, т.е. не наши, чужие. А вот в романских языках это слово означает “весь, все, скопом” – ср., например, итальянское tutti и французское tout(e), т.е. опять-таки весь народ. Так что бились на Чудском озере свои с чужими. Только некоторые свои впоследствии стали шведами, а некоторые чужие остались в памяти тевтонами, которых отнюдь не надо отождествлять с немцами, ибо Германии тогда и в помине не было.

Само слово немец языковеды обычно роднят с мямлей, невнятно, а потому непонятно произносящим слова. Для справки заметим, что по-венгерски (т.е. по-хазарски) “нем” (венгерское nem) означает просто отрицание нет, не. К примеру, по-венгерски nem tudom означает “не понимаю”. Вот вам и “немцы”, вот вам и “тевтоны”.

Легендарные биографии Александра Невского и Олега сходны в том, что оба были князьями Господина Великого Новгорода, и что смерть настигла их не на поле брани, и не в собственной постели от старости, а в пути, при возвращении из похода, чем они очень напоминают еще более мифическую биографию Александра Македонского. Это определенно указывает на то, что мы имеем дело с одним и тем же историческим лицом.

Если же не ограничивать понятие Господин Великий Новгород небольшим нынешним городом и понимать под ним часть Византийской Империи, а хронологию событий не привязывать к датам, принятым под римско-католической редакцией в XVII – XIX вв., то пушкинская история Вещего Олега и хазар обретает смысл правильной истории.

А что же сами хазары думали по поводу Вещего Олега-Александра, т.е. Олега-Князя, Олега-Кагана и Олега-Хана? У средневековых венгров по этому поводу есть свой национальный герой Шандор, у албанцев – свой Скандер-бег, у “древних греков” – Александр Македонский, он же мусульманский Искандер, у “древних римлян” Император Александр Север, успешно воевавший, так же как и тезка с персами (= хазарами) и т.д.

Добавим, что Александра Невского называли также Александр Неврюй, что имеет прямую аналогию со знаменитым крестоносцем, завоевателем Афин якобы в 1378 г., итальянцем Нерио Аччайоли (ит. Nerio Acciaioli). Считается, что в этой войне с Афинами воевали наваррцы. Отсюда и прозвище Нерио = Неврюй, т.е. Наварский. “Аччиайоли” означает просто “Стальной” (ср. ит. acciaio “сталь”). Таким образом, Нерио Аччайоли означает просто “Железный Наваррец” или, если угодно, “Железный Новгородец”, он же, видимо, и легендарный татарский хан Саин-Булат (т.е. опять-таки Стальной”). А в “древнегреческой” истории те же Афины (только якобы в конце IV в.) завоевал полководец Лисандр.

Мы видим, что в истории практически всех европейских народов есть свой легендарный “Александр”. Добавим, что само слово “Александр” (по-гречески Αλεξ-ανδρας) ξзначает “неразумный мужчина”, к коим Пушкин относил хазар. Медицина знает диагноз “алексия”, т. е. “потеря способности читать и понимать прочитанное в результате травмы височно-теменной кости”. По преданию, Александр Македонский умер от полученной травмы, упав с коня. И в Византийской истории одним их наиболее выдающихся Императоров (якобы в XII в.) был Алексей Комнин, т.е. по-русски Всадник.

Историческое “размножение” Александров-полководцев произошло потому, что после распада в XV веке единой Византийской Империи каждое новое государство включило наиболее славные эпизоды византийской истории в свою собственную, писавшуюся уже в XVI-XVIII вв. Само слово “Византий” (лат. Bysante) и сегодня звучит практически одинаково с австро-немецким Bцsende, “боснийский”. Босния (Босна, Бошна, т.е. Божья земля, обетованная, как и Богемия=Чехия) – это и есть славянское название Византии, а ее столица Сараево (т.е. Царское, Ханское) – столица одной из частей этой Империи.

Здесь необходимо напомнить, что Царьград – а именно так назывался в России этот стольный город до XVII в., был, по понятиям того времени, столицей мира. И это несмотря на то, что турки, завоевавшие его в 1453 г., назвали его Истанбул. И несмотря на то, что в XV в. римско-католическая церковь, наконец-то отделившаяся от Византии, внедрила “древнегреческое” название Константинополь для этой старой своей столицы”, а новой своей столицей (“Вечным Городом”) провозгласила Рим.

Операция переименования “Византий-Константинополь” была проделана для обоснования Грамоты “Константинова дара”, по которой якобы папство унаследовало императорские полномочия от Византии. (Кстати, такая же писаная золотом “историческая” Грамота обнаружилась в XVI в. и на Руси, но уже как полученная якобы от Александра Македонского.) А когда в XV в. Лоренцо Валла доказал подложность “Константинова Дара”, название Царь-Града католический Рим стал объяснять производным от греческого имени Константин. При этом Константинополь действительно означает “Вечный Город”, однако “полис” - “город” по-гречески, но Константин-то – “постоянный, т.е. вечный” по-латыни.

То, что Царь-Град Византий существовал задолго до “древнего” Рима, и тем более, до Римских Пап, не отрицает никто. В самом же Риме следы пребывания в нем Пап прослеживаются только после 1376 г., в котором папство якобы переехало туда из французского г. Авиньон. Вся “предшествующая” история “римского папства” написана уже после изобретения книгопечатания.

О предыдущих же “папах” свидетельствуют только их пустые “братские могилы” в Соборе Св. Петра, известном опять-таки с XVI в.: например, могила доброго десятка “Пап Иоаннов”. Эти могилы – такая же фикция, как и “новооткрытая” в том же Соборе несколько лет назад “могила” самого Св. Петра: на якобы “уцелевших” деревянных досках этой могилы для иудея и новообращенного христианина апостола Петра, по образцу надгробий средневековых монахов, написана надгробная надпись не на иврите, не на “эллинском наречии”, а на латыни, которая живому Петру была заведомо чужда и как иудею, и как христианину, поскольку была языком язычников.

Это вообще обычная практика римско-католической церкви – точно так же в средневековье они “счастливо обнаружили” мощи Св. Евангелиста Марка… в каменной кладке Собора Св. Марка в Венеции!

Как мы видели, с тем же, если не с большим успехом, римские “новооткрыватели” могли бы отнести и апостола Петра, и евангелиста Марка к разнообразным хазарам.

Вообще вся собственная римско-католическая культура начинается только с XV в., т. е. после падения Царьграда, до этого она была византийской, т.е., во многом, славянской.

Старейшие сохранившие свой первоначальный облик архитектурные памятники Италии носят ярко выраженный византийский колорит. Это и Собор Св. Марии во Флоренции, и знаменитый баптистерий в Пизе, единственная постройка в Пизанской крепости, которая не сползает в овраг, как знаменитая Падающая Колокольня, да и весь Собор. Св. Иоанна, известный только с XV в.

В Пизе сохранился и самый потрясающий памятник средневековья, мимо которого проходят, не замечая его, практически все туристы: это древнееврейское действующее кладбище византийского обряда (!). Это кладбище расположено у стены пизанской крепости с внешней стороны, поскольку иудеи хоронят покойников за стенами города. Но это прямо означает, что иудеи (не евреи в современном смысле!) – единственные жители г. Пиза, сохраняющие свое кладбище с момента основания города. Так кто же и когда построил этот город? Ведь иудеи византийского обряда – они же и суть хазары.

Более того, самая старая постройка Пизы – баптистерий, это отнюдь не христианская купель. Это бассейн очищения, очень похожий по описанию на новозаветный бассейн Вифезда. Не случайно, что римско-католическая церковь с XV в. безуспешно пыталась пристроить на купол пизанского баптистерия скульптуру Св. Апостола Иоанна, которая и теперь, хотя она и третья по счету, выглядит там совершенно неуместно, потому что византийская архитектура не предусматривала скульптуры на куполе.

Читатель воскликнет – а как же “древнеримский” Колизей?! На самом деле “Колизей” - это недостроенное византийское сооружение для общественных собраний, и само это слово происходит от славянского “коло” - круг. После распада Византии в раздираемой смутой Западной Европе не было сил не то, что на завершение строительства Колизея, а даже на золочение куполов храмов - в Западной Европе, в отличие от России, золотых куполов вообще нет.

Возвращаясь к Пушкину, в заключение приведем яркий пример того, как он сам предотвратил фальсификацию части боснийской истории.

Вещий Александр Сергеевич Пушкин был не только великим поэтом, но и скрупулезным историком, о чем знают сравнительно немногие. При написании цикла “Песни западных славян”, он заподозрил, что поэтический сборник Проспера Мериме “Гузла” (“Guzla”, 1827 г.) основан не на настоящем боснийском фольклоре. По просьбе Пушкина, его друг С. А. Соболевский в 1835 г. написал письмо П. Мериме, с просьбой объяснить происхождение, по выражению Пушкина, этих “странных песен”.

В своем ответе честный Проспер Мериме признался в том, что сам придумал весь свой “боснийский” фольклор, желая, ради шутки, посрамить бесчисленных, по его выражению, “фальсификаторов древней поэзии” и просил Соболевского извиниться за него перед Пушкиным, поскольку “даже Адам Мицкевич попался на удочку и счел мои песни подлинно боснийскими, а правду теперь знают всего девять человек, включая Пушкина и Соболевского”.

Этот пример наглядно показывает, как легко было даже в XIX в. фальсифицировать “древние” памятники. Если бы не проницательность Пушкина и не честность Мериме – имели бы мы теперь “древнебоснийский” = византийский фольклор образца XIX в., как и “случайно обнаруженный” в то же время в баварском бенедиктинском монастыре сборник “древненемецких” стихов “вагантов”, которых сразу отправили как бесценную редкость в XIII в.

Пушкин же всегда был точен в описании исторических событий. Смею высказать гипотезу, что это могло стать и глубинной причиной его безвременной гибели. Видимо, слишком близко он подошел к правде о “Пугачевской войне”, получив высочайшее разрешение Николая I на доступ к любым архивам. И если бы не было Дантеса, то нашелся бы другой наемный убийца из Западной Европы.

А “Песнь Вещего Александра” взывает не только к сердцу, но и к разуму: посмотрите, какая историческая правда все еще скрывается от Вас!

ВЫСКАЖИТЕ СВОЕ МНЕНИЕ ОБ ЭТОЙ СТАТЬЕ