О кочевом феодализме, кочевых городах и кочевниках.

А.В.Подойницын

Значение концепции кочевых культур в традиционной исторической науке трудно переоценить. Не будет большим преувеличением сказать, что идея противостояния классических “оседлых” цивилизаций и кочевников пронизывает собой всю историю Древнего мира и захватывает часть Средневековья вплоть до конца XV века. В частности, борьба с “Дикой степью” - это едва ли не основная внешнеполитическая проблема Руси на протяжении многих столетий, вплоть до эпохи Романовых.

Евразийские кочевники Древнего мира и Средневековья оставили ярчайший след в истории и оказали колоссальное влияние на развитие человеческой цивилизации. Достаточно вспомнить, что величайшее из когда-либо существовавших государственных образований - Монгольская империя - была создана, согласно традиционной истории, пришельцами из суровых центрально-азиатские степей.

Нельзя не отметить и тот факт, что идея о многочисленных кочевых сообществах Евразии позволяет наполнить событиями и дать какой-то ответ на вопрос о том, что же происходило на колоссальных просторах от Черного моря до границ Китая, начиная со второго тысячелетия до нашей эры и вплоть до эпохи Возрождения. Огромное количество памятников материальной культуры - от Причерноморья и до Зауралья - вынуждает находить объяснения и интерпретации этим находках, число которых постоянно растет.

Мы хотели бы посмотреть на концепцию кочевого мира Евразии с несколько непривычной точки зрения. На наш взгляд, эта концепция содержит в себе целый ряд любопытных проблем.

Прежде всего, хотелось бы обратить внимание на то, что к началу истории Нового мира (XVII веку) феномен постоянной генерации чрезвычайно активных и агрессивных кочевых сообществ в Евразии полностью сходит на нет. Можно утверждать, что сегодня сама мысль о возможности зарождения в глубинах Евразийского материка каких-либо дотоле неизвестных кочевых образований и их нашествиях в западном или южном направлениях в Новое время кажется чрезвычайно странной и невероятной, не говоря уже о заметном воздействии таких нашествий на развитие человечества. С XVII века, вектор экспансии имел только одну направленность - из регионов с более развитой культурой (Европы) во все остальные регионы мира. Шел хорошо нам известный и понятный процесс колонизации. На всех континентах, включая Азию, европейцы встречались с реальными кочевниками, но теперь проблема выглядела качественно иным образом: уже кочевники должны были прилагать все возможные усилия к тому, чтобы физически сохраниться. Даже самые героические и самоотверженные попытки отстоять свои земли и себя заканчивались практически всегда одинаково - в столкновениях с весьма немногочисленными отрядами европейского “спецназа” кочевые племена несли большие потери и оказывались вынужденными постоянно уходить все дальше, вглубь еще не колонизированных территорий. Рано или поздно приходил момент, когда их остатки загонялись в резервации, либо оставались на территориях, на которых европейцы не могли либо не хотели жить в силу природно-климатических условий.

Безусловно, в разгар вооруженной борьбы кочевники предпринимали многочисленнейшие попытки нападений на форпосты европейцев. Однако сути дела это никак не меняло. Такие нападения представляли собой чрезвычайно локальные стычки где-то на далеких окраинах колонизируемых земель и касались нескольких сотен, в крайнем случае, тысяч колонизаторов. Качество этих столкновений не идет ни в какое сравнение с событиями, которые, согласно традиционной истории, имели место во времена Древнего мира и Средневековья, когда кочевые орды сокрушали государства и цивилизации, многие из которых отправлялись в небытие навсегда.

На первый взгляд кажется, что приведенное противоречие имеет очевидное и очень простое объяснение, суть которого кратко сводится к следующему: в начале Нового времени превосходство уровня развития материальной культуры в Европе (и, в частности, техники, включая военную) стало подавляющим, а потому и вектор экспансии изменился раз и навсегда. Например, появилось огнестрельное оружие, радикально изменившее боевые возможности войск. Зафиксируем эту мысль, несмотря на всю ее банальность: уровни культурного развития колонизаторов (включая, естественно, и материально-технические аспекты) и “колонизируемых”, которые часто представляли собой сообщества, ведущие кочевой образ жизни, были качественно разнородны. Эта разница потенциалов и предопределила исход.

Заметим в скобках, что в Новое время реально существовавшие кочевники не угрожали не только европейцам, но и никаким другим развитым оседлым культурам. Трудно себе вообразить, что в XVII или XVIII веках какие-то орды могли бы захватить Китай, Индию или Персию.

Почему же все-таки во времена Древнего мира и раннего Средневековья ситуация выглядела совершенно иным образом? Видимо, имеет смысл внимательнее рассмотреть вопрос о том, кто, собственно, взаимодействовал с “классическими” цивилизациями и, в частности, совершал фантастические рейды на тысячи километров через весь гигантский Евразийский материк?

В данном контексте представляется целесообразным провести беглое сравнение кочевников Нового времени и их предшественников из античного и средневекового прошлого.

Надо отметить, что такие сообщества, которые принято одинаково называть кочевыми, оказываются радикально отличными друг от друга - те, которые потрясали Ойкумену на протяжении тысячелетий, с одной стороны, и реальные жители Африки, Азии, Австралии и обеих Америк, подвергшиеся колонизации в XVII-XIX веках, с другой.

Во-первых, и это, видимо, самое главное, кочевники последних четырех веков не строили городов, не владели металлообработкой, не знали рынка и денег и занимались земледелием лишь в наиболее простых и примитивных формах.

Это радикально отличает их от предшественников из прошлого. Уровень материальной культуры последних был, по меньшей мере, качественно сопоставим с уровнем современных им “классических” цивилизаций Средиземноморья и Востока. Города, или как их принято называть, “городища” кочевых культур Древнего мира и Средневековья густо покрывают собой огромные пространства Евразии. В этих городищах плавили и обрабатывали металл, производили керамику и ткани и активно торговали. Например, по мнению традиционной истории, Аттика получала половину необходимого ей количества хлеба от скифов через Боспорское царство. Здесь уместно задаться вопросом об уровне товарности скифского зернового производства, производительности труда, агрокультуре и др.

Степень развития металлодобычи и обработки была вполне достаточной, чтобы производить изделия, включая оружие, ничем принципиально не уступавшие аналогичным изделиям греков и римлян. Уровень применявшихся технологий и степень владения соответствующими производственными навыками были одного порядка.

Многочисленные памятники материальной культуры, традиционно приписываемые кочевым сообществам Евразии, позволяют утверждать со всей определенностью: уровень развития этой культуры принципиально не отличался от достигнутого в то же время в Средиземноморье, в Северной Африке и на Среднем Востоке.

Иными словами, “древние” кочевники жили в тех же бронзовом и железном веках, что и их цивилизованные античные современники, - в отличие от кочевников Нового времени, оставшихся на более ранних этапах развития.

Практически все остальные различия между одними и другими кочевыми культурами совершенно естественно и логично вытекают из первого.

Так, например, кочевые племена Нового времени не создавали никаких государств. Все-таки союз племен и государство - это два качественно разнородных понятия (очень приблизительно как артель и транснациональная корпорация).

Кочевники Древнего мира, наоборот, в большинстве своем жили в собственных государствах, качественную характеристику которые иногда принято обозначать термином “кочевой феодализм”, - скифы, сарматы, аланы и многие, многие другие, не говоря уже о монголах - гениях государственного строительства.

В-третьих, при отсутствии государства кочевые народы Нового времени не имели, естественно, профессиональных армий, а лишь временные племенные ополчения, когда любой способный носить оружие мужчина вставал в строй при возникновении военной угрозы. Соответственно, боевые действия велись ими либо “толпой”, либо в довольно простом боевом строю, при практическом отсутствии деления на рода войск в полном смысле этого слова (разведка, конечно же, была и у них). Словосочетания типа “тяжелая кавалерия сиу” или “панцирная пехота зулусов” могут восприниматься лишь как смешная шутка.

Между тем, “древние” кочевники не просто сражались с персами, египтянами, римлянами, китайцами и византийцами на равных, но и зачастую сокрушали, в конце концов, их империи, причем используя самые современные (для своего времени) методы ведения войны и оружие, ничем не уступавшее оружию противников. Особенно выделялись своей тяжелой кавалерией кочевники Причерноморья и Поволжья. О гуннах, монголах и турках и говорить не приходится, это были вообще величайшие завоеватели всех времен и народов.

Наконец, численность кочевых народов Нового времени была весьма невелика и уступала численности оседлых современников, по меньшей мере, на порядок, если не на два. Например, в XIX веке одно из крупнейших объединений ирокезских племен насчитывало всего около 20 тыс. человек. А “нормальные” племена - это обычно сотни или тысячи человек, включая представителей обоих полов и всех возрастов.

Численность же “древних” кочевников чаще всего впрямую не называется, но подразумевается, что их было очень много, во всяком случае, не меньше, чем жителей “классических” цивилизаций, раз они могли громить многие развитые и мощные государства, причем в ходе весьма скоротечных лавинообразных нашествий.

Говоря о численности кочевых племен, уместно вспомнить и о регионе их появления. Ведь ни одна орда, однажды вышедшая из глубин Центральной Азии, обратно не возвращалась. Соответственно, в следующий раз на арену истории выходило следующее полчище. И так много раз. Такое впечатление, что в где-то за Алтаем работал некий гигантский генератор кочевых орд. Но хочется в очередной раз задать вопрос о том, а как, строго говоря, все это происходило физически?

Нынешняя Центральная Азия - местность суровая, чрезвычайно маловодная, с резко континентальным климатом. Плотность населения - одна из наиболее низких в мире. Так откуда же возникали орды? Чем питались? Как достигали столь завидной численности? Не говоря об этом поистине фантастическом, видимо врожденном, умении преодолевать тысячекилометровые пространства и воевать.

Кочевники Нового времени, во всяком случае, уже ничего подобного не демонстрировали.

Перечень таких различий можно было бы продолжить. Однако и названных, видимо, достаточно, чтобы задать вопрос: а что же, собственно, общего у этих народов, которые одинаково называются кочевыми, но разделены столетиями и так отличаются друг от друга?

Чаще всего в качестве такого общего признака называют скотоводство. Т.е. именно разведение домашнего скота на открытых природные пастбищах, сопровождавшееся постоянными миграциями, и являлось той материальной причиной, по которой те или иные сообщества вели кочевой образ жизни. Соответственно, именно поэтому они могут быть объединены в один качественный разряд.

Надо отметить, что такая точка зрения чрезвычайно однобока, т.к. отождествляет, по сути, понятия кочевника и пастуха. Получается, что кочевник - это тот, кто пасет скот. В самом деле, если какая-то очень небольшая часть населения занята разведением скота на открытых пастбищах, то это далеко еще не значит, что вместе с этими стадами перемещаются земледельцы, кузнецы, торговцы, воины, жрецы и т.д. В одной и той же донской станице часть казаков может заниматься вспашкой земли, а другая - выпасом табунов в степи.

Иными словами, сообщества, ведущие кочевой образ жизни в полном смысле слова, как правило, занимаются разведением домашних животных на открытых пастбищах. Но именно этим же, и даже с большим успехом, могут заниматься и оседлые жители, что, кстати говоря, они и делают многие столетия.

Таким образом, скотоводство - это совсем не аргумент.

Главная общая черта тех и других кочевников - это отсутствие собственной развитой письменной культуры. Кочевые цивилизации - бесписьменны. О скифах, киммерийцах, гуннах, сарматах, аланах, гиксосах, половцах, тех же монголах и многих других мы знаем исключительно из трудов представителей “классических” цивилизаций - греков, римлян, китайцев и т.д. Выдающиеся завоеватели, земледельцы и ремесленники не оставили после себя практически никаких собственных письменных памятников и литературы. Строго говоря, только это обстоятельство и роднит их с кочевыми народами Нового времени, также не имевших своей развитой письменности. И оно же, и только оно, радикально отличает “древних” кочевников от их цивилизованных оседлых современников.

Во всех остальных отношениях кочевники и варвары Древнего мира очень близки современным им классическим цивилизациям. Уровни материальной культуры одних и других, даже по представлениям традиционной истории, с качественной точки зрения равнозначны. Строго говоря, иначе и быть не может, принимая во внимание не только сопоставимость, но временами и полное военное превосходство кочевников и варваров над “классиками”.

Перефразируя сказанное, можно сформулировать следующий вывод: основной отличительный признак кочевников - это, прежде всего, отсутствие собственной письменной культуры. И ни что иное. Все остальное может варьироваться в довольно широких пределах.

Следует отметить, что подобная постановка вопроса полностью отрицается традиционной наукой. Это неудивительно. Констатация такого рода вызывает множество вопросов, причем самого радикального свойства. Поэтому официальная история предлагает большое количество доводов и интерпретаций, призванных продемонстрировать, что на самом деле классические античные и средневековые цивилизации очень сильно отличались от тех многочисленных евразийских культур, которые принято классифицировать как “кочевые”.

В частности, применяется очень сложная и развитая классификация для того, чтобы отличить “город” от кочевого “городища”. Один из предлагаемых признаков - это кратковременность и недолговечность этих населенных пунктов кочевников. Несколько утрируя, можно условно определить такое явление, как “кочевой город” или “кочевое поселение”, что-то типа индейского стойбища, только с домами из дерева или камня, оборонительным валом или просто крепостной стеной, часто с водопроводом и канализацией, а также плавильными печами.

Другой способ провести разграничение между кочевниками и не кочевниками - это введение в научный оборот не менее сложной системы квазигосударственных (или до-государственных) кочевых объединений. Эти не очень точно дефинируемые образования представляют собой, по образу и подобию “кочевых городов”, некий любопытный симбиоз из нормальных понятий, присущих просто любому государству как принципу устройства человеческого общества, и специфических кочевых признаков, одним из которых опять же оказывается недолговечность, нестабильность, невыраженность государственных институтов и учреждений. В результате в исторических описаниях можно увидеть полувождей - полуцарей, полувоинов - полускотоводов и т.д.

Наверно, в такой ситуации имеет смысл до начала дискуссии по поводу конкретного раскопанного городища или же некой синкретичной скифо-фракийской общности попытаться определиться с самими исходными понятиями и найти, может быть, общий знаменатель, единую шкалу, с помощью которой можно было соизмерять факты и аргументы.

Видимо, здесь целесообразно обратиться к определениям государства, письменности, города, и, в результате, - кочевого и оседлого образа жизни.

Начнем с первого вопроса: когда возникает государство как принцип организации человеческого общества? Очевидно, что сама потребность в государстве (его признаки: 1) наличие особой системы органов и учреждений, осуществляющих функции госвласти; 2) право, закрепляющее определенную систему норм, санкционированных государством; 3) определенная территория, на которую распространяется юрисдикция данного государства) возникает тогда, когда появляется частная собственность, и, прежде всего, частная собственность на землю. Последняя является корневым, системообразующим общественным отношением, первичным ко всем остальным видам собственности. Это - основополагающий системный принцип.

Когда появляется потребность в частной собственности на землю? Опять же очевидно, что тогда, когда возникает интенсивный способ ведения хозяйства (в том числе и, прежде всего, сельского), а также само понятие о полезных ископаемых и их месторождениях. Тогда появляется заинтересованность в сохранении за собой определенного, конкретного куска земли. Второго - по определению, первого - потому что обрабатываемый и удобряемый в течение ряда лет (и плодородный к тому же от природы) участок приносит больший урожай, чем целина. Дальше возникает потребность в защите, в дополнительной рабочей силе, в продаже излишков и т.д.

И вот уже здесь виден первый и основной качественный разрыв.

Кочевники (настоящие, а не "исторические") ведут хозяйство экстенсивным способом, и в этом их принципиальное отличие, а не в том, что они скотоводы. Разводить скот (особенно крупный рогатый) можно и интенсивным способом (оседло), причем куда более эффективно.

В чем различие между экстенсивным и интенсивным способами ведения хозяйства?

Экстенсивный способ ведения хозяйства подразумевает использование естественных ресурсов практически в том виде неизменном виде, в каком они существуют в природе. Улучшение качества того или иного ресурса происходит эпизодически, когда этот ресурс изменяется самопроизвольно в результате естественного отбора. Т.е. это охота, собирательство, одомашнивание отдельных видов животных, простейшая обработка земли, может быть даже - использование метеоритного железа.

Интенсивный способ ведения хозяйства предполагает осознанное, систематическое и целенаправленное изменение качеств имеющихся природных ресурсов для достижения большей производительности и улучшения потребительских свойств производимой продукции. Очевидно, что при этом совершенно необходимо столь же систематически и целенаправленно изучать природу используемых ресурсов и ее основные законы.

Интенсивный способ подразумевает наличие самого понятия, идеи о возможности и желательности целенаправленного воздействия на природу. (Вопрос о том, когда и почему возникает такая идея, далеко выходит за рамки предлагаемого рассуждения).

Вот здесь, на наш взгляд, и пролегает основной водораздел между кочевниками и не-кочевниками. Этот водораздел носит принципиальный, системный характер. Это два различных качества - как камень и металл. Все остальные различия уже вторичны. Но, тем не менее, имеет смысл их перечислить.

Интенсивный способ ведения хозяйства немедленно приводит к необходимости сложного разделения труда.

Производительность труда выходит далеко за рамки естественных физиологических потребностей. Возникают новые потребности, новые сферы интересов и новые виды деятельности, новые области опыта, знания и культуры, которые активно разрабатываются оседлыми культурами, но остаются за пределами интереса кочевых сообществ. Происходит важнейший качественный скачок - начинается выплавка металлов и металлообработка. Эта сфера остается для реальных кочевников на самом деле неведома - вплоть до контакта с оседлыми культурами.

Итак, интенсивный способ производства - частная собственность - государство. Т.е. там, где возникает интенсивный способ производства, неизбежно появляется частная собственность, а где частная собственность - там столь же неизбежно возникает государство. Формы и методы реализации принципа “частная собственность” (т.е. устройство государства) могут быть различны, это зависит от принятой тем или иным обществом этической системы.

Что еще?

А еще возникают города. Здесь, видимо, уместно остановиться на том, а что такое “город” и зачем его строят?

Города, как неизбежное и органичное следствие сложного разделения труда, - т.е. постоянные и, - в прошлом - чаще всего, укрепленные населенные пункты, строились и строятся для того, чтобы удовлетворить ряд фундаментальных человеческих потребностей - в возможно более качественном и удобном жилье, защите, стабильности, создании и сохранении запасов. (Т.е. как раз для того, чтобы перестать кочевать, перестать зависеть от капризов погоды, отсутствия удобных оборудованных хранилищ, внезапных набегов и других издержек кочевого образа жизни). Очевидно, что города предоставляют значительно более комфортные условия для воспроизводства человеческой расы, чем временные кочевые стойбища.

Города, помимо прочего - это и тщательно выбранные, особо удачные условия местности, водоснабжения, транспорта.

Однако значение и роль городов значительно шире.

Города - это социальный и экономический скелет любого государства.

Они представляют собой одновременно и место, и способ воспроизведения доминирующих общественных отношений, а также способ воспроизведения и концентрации рабочей силы определенного качества, равно как и форма практической реализации общественного разделения труда.

Города представляют собой исключительно сложную, требующую многих лет строительства и развития, систему хозяйственно-экономических, политических и культурных связей. Города - это гигантские материальные запасы, которые, кстати говоря, физически невозможно разом переместить в другое место.

Очевидно, что города - это самый трудоемкий и ценный материальный продукт человеческой цивилизации. Ничто не требует таких огромных усилий, как строительство городов с их водоснабжением, коммуникациями, дорогами. Строительство городов (и вообще населенных пунктов) - одна из основных целей экономической деятельности человека вообще. Во время военных столкновений города - это ключевые, опорные узлы обороны, естественные и важнейшие военные базы. Естественно, что во время войн противники всегда стремились к захвату городов друг друга. Кто контролирует города, тот контролирует государство.

Таким образом, города - это тоже вполне определенный системный принцип.

Учитывая все вышесказанное, констатируем, что города - это не только населенные пункты, но и определенный принцип организации человеческого общества, являющийся неотъемлемой составной частью той стадии развития, которая характеризуется интенсивным способом производства, наличием частной собственности и государства.

В этой связи зададимся, простым вопросом: а могут ли быть города изначально строиться “на время”? Зачем, собственно говоря, городам и горожанам куда-то "кочевать", если к тому не вынуждают обстоятельства неодолимой силы? По собственной воле? (Мы не берем случай, когда форс мажор действует на все города сразу или на их большинство. Это - просто разрушение государства.) Ведь города для того и создаются, что никуда не кочевать. Какие причины могут побудить горожан разом сняться с места и начать перемещаться, чтобы где-то еще начать все заново, весь этот титанический труд? Или еще хуже - разбрестись в разные стороны, потеряв разом и кров, и работу, и средства к существованию, и какое - никакое, но здравоохранение? (То, что какие-то города или населенные пункты бывают оставлены людьми или разрушены в результате стихийных бедствий, войн, изменения береговой линии, климата и т.д. - это действительно не секрет. Тут и доказывать нечего. Более того, и то, что некоторые города строятся изначально лишь на некоторое время - на Крайнем Севере у месторождений полезных ископаемых, в отдаленных нефтеносных районах и пр. - тоже не новость). И речь не об этом.

Думается, что те исследователи, которые предлагают идею неких “кратковременных” городов, смешивают понятия города и перевалочной базы или стойбища, что далеко не одно и то же.

Города, как принцип пространственной и социальной организации общества, не могут быть “временными” по изначальному намерению строителей. Из этого, в частности, следует, что не может быть и градации на “города” и “городища”.

Повторим еще раз: город - это системный принцип, а любой системный принцип “категорически императивен” - либо он есть, либо его нет. Города могут больше или меньше, беднее или богаче, но от этого они не перестают быть городами.

Еще более заостряя формулировки, можно сказать так: если перед нами постоянный населенный пункт с жилищами из долговечных материалов, фундаментами, крепостной стеной (или оборонительным валом), водопроводом, канализацией, хранилищами, плавильными печами, мастерскими, да еще кладами из монет и украшений, - то это - город.

Люди, построившие этот населенный пункт, во-первых, знали, что такое города и зачем их строят, и, во-вторых, знали как.

Итак, государство и сложное разделение труда.

Очевидно, что люди, профессионально занятые все основное время каким-то одним видом деятельности, значительно превосходят в своей сфере других людей, занимающихся тем же от случая к случаю или не занимающихся вовсе. Например, профессиональные оружейники производят оружие (в том числе и холодное), которое по своим боевым качествам резко превосходит приспособления, изготовленные кустарным способом.

А профессиональные военные радикально отличаются по определенным способностям от гражданских лиц.

Тут надо сделать важную оговорку. Само понятие армии и профессиональных военных возникает лишь с появлением государства. Это понятие - не некий абстрактный термин, а совершенно определенное качество. Уместно вспомнить эмпирический закон военного строительства: в мирное время численность армии не должна превосходить одного процента от численности всего населения, иначе экономика "ляжет". Двести - триста лет назад это соотношение было еще меньше. Т.е. один профессиональный военный вполне благополучно справлялся с "опекой" нескольких десятков, а то и сотен "гражданских". Видимо, это и есть численное выражение качества воинской профессии.

У кочевых сообществ вообще не может быть профессиональных военных в собственном смысле этого слова, хотя традиционная наука пытается изобразить ситуацию диаметрально противоположным образом. Дескать, каждый вооруженный луком и кривой саблей гунн или монгол - это и есть образец лихого вояки. Для боя с аналогичными гуннами - может быть. Но, по сути, такое заявление отрицает само понятие военного искусства в принципе.

Этим отрицается понятие военной культуры. Подразумевается, что умение воевать - некая разновидность процесса пищеварения. Это умеют все и всегда. Достаточно сильно захотеть - и победа гарантирована. Хотя все прекрасно знают из повседневного опыта и действительно достоверной истории (начиная с XVII века), что самые сильные в военном отношении страны всегда те, кто наиболее развит в отношении общего уровня культуры и экономики. Ссылки на то, что много веков назад существовало только холодное оружие, и военная подготовка при отсутствии сложной военной техники особой роли не играла (умение можно было компенсировать численностью), никакой критики не выдерживают. Реально ситуация выглядит как раз наоборот: это сегодня можно обучить новобранца чему-то в течение нескольких месяцев (стрелять, прыгать, укрываться). А давайте попробуем за это же время научиться владеть хотя бы одним видом холодного оружия или каким-нибудь единоборством. Очевидно, что на подготовку воинов в те далекие века требовалось как раз значительно больше времени и усилий.

Нельзя не отметить и другое обстоятельство. Армия и война - это всегда и, прежде всего, вопрос снабжения и ресурсов. Общество должны быть весьма богато, чтобы содержать войска и вести боевые действия. Однако на “древних” кочевников этот принцип почему-то не распространялся. Их орды не надо было снабжать и обеспечивать в походе, им не нужны были карты и точное знание местности. Расходный материал (оружие, доспехи, просто одежда, подковы, упряжь и многое другое) падало на кочевые войска с неба и росло по пути на деревьях. “Древним” кочевникам было достаточно собраться большой толпой и помчаться на тысячи километров вдаль, прихватив отнятые у каких-нибудь китайцев стенобитные орудия и камнеметы.

Для них же не существовало и понятия качества оружия. Не играли роли многослойные кольчуги и тяжелые луки противника, дамасские клинки и каленые "бронебойные" наконечники стрел, палаши и пращи. Не имела никакого значения многолетняя селекция боевых коней, способных носить тяжеловооруженного всадника и наученных ходить в определенном боевом строю.

Мы видим, что здесь начинается спор об аксиомах. Можно, конечно, априори постулировать наличие, например, у монголов, выдающейся военной организации, а также объяснить наличие сложных приспособлений для штурма крепостей китайскими трофеями, не отвечая при этом на абсолютно логичные вопросы “откуда эта организация” и “каким образом победили китайцев”, но это представляется не вполне продуктивным. Это - предмет веры, а о вере не спорят.

Продолжим логический ряд и вернемся к государству.

Государство - это налоги. Хотелось бы отметить отдельно, что отнять барана или дать по голове - еще не значит собрать налоги. Суть налогообложения не в том, чтобы просто у кого-то что-то отобрать. Этот процесс значительно глубже и сложнее: отобрать строго определенное количество в определенное время, причем так, чтобы у "налогооблагаемого" сохранилась возможность кормить себя и свою семью - будущих налогоплательщиков. Т.е. это задача из области планирования и оптимизации.

Сбор налогов - это система обеспечения воспроизводства отношений собственности, самой собственности, а также государства и государственного аппарата. Это задача по планированию, производству и распределению ресурсов. Суть налогов не в том, чтобы один раз ободрать подчистую, а в том, брать регулярно и, желательно, в возрастающих количествах. Т.е. обеспечивать расширенное воспроизводство.

Такая задача требует постоянного сбора, обработки и донесения до исполнителей огромного объема конкретной и точной информации.

А это, в свою очередь - письменность. Совершенно неизбежно. Хотя бы по этой причине государства без письменности, причем письменности развитой, на стойких носителях информации, государства без архивов и библиотек быть не может.

Письменность принципиально необходима не только для выполнения задач государственного управления, но и для функционирования самого интенсивного хозяйства.

Систематическое и целенаправленное изучение природы и ее законов делает необходимым постоянное накопление и обработку специальной и предельно конкретной информации: чисел и определенных алгоритмов, собираемых на продолжительных отрезках времени. И эту информацию передать как бы "в песне" невозможно.

В каждой из сфер человеческой деятельности происходит быстрое накопление профессиональной информации, которая далеко выходит за рамки простых бытовых знаний, которые могут быть свободно воспроизведены без существенных искажений в устной форме. Развитие письменности получает все новые импульсы.

Строго говоря, даже у реальных кочевников существует потребность в закреплении и передаче информации без искажений. Отсюда и кипу. И узелки. Другое дело, что эта письменность еще весьма несовершенна, ее возможности крайне ограничены. Но уже и она достаточно долговечна, чтобы благополучно пережить века.

Таким образом, письменная культура любого общества, дошедшего до уровня государственности и градостроительства, просто обязана быть разнообразна, многочисленна и повсеместна.

В этом, видимо, и кроется ответ на вопрос, почему древние жители евразийских просторов упорно именуются в традиционных версиях кочевниками, несмотря на все следы их богатых оседлых культур.

Попробуем подытожить.

Традиционная версия истории исходит из того, что кочевой образ жизни возник после перехода от оседлого и т.н. полуоседлого пастушеского скотоводства к подвижному. Как уже отмечалось, здесь происходит смешение качественно разнородных понятий. Профессиональное разделение труда отождествляется с образом жизни и способом ведения хозяйства.

О чем реально могла бы идти речь? Видимо, о том, что в силу сугубо производственно-экономических причин часть населения определенного региона (причем очень небольшая) перешла к кочевому разведению некоторых видов домашних животных. Это легко себе представить. Однако этот вполне естественный и весьма локальный факт рутинного разделения труда в жизни обычной оседлой культуры незаметно трансформируется в нечто совершенно иное: появлению противоестественного гибрида кочевничества и оседлости, когда кочевники начинают плавить на скаку металл, а жители городов начинают кочевать, как мустанги, вместе с самими городами.

Такая картина представляется не очень правдоподобной.

Попробуем сформулировать иную версию.

Интенсивный способ производства (его характеристики уже рассматривались) создает предпосылки и возможности для оседлости. Возникают постоянные поселения, сложное разделение труда, частная собственность на землю, государство, систематическая разработка и использование полезных ископаемых, развитая письменность, постоянно растущий избыточный продукт, быстрый рост населения.

При этом часть населения оседлой культуры может в силу разделения труда постоянно перемещаться. Это не только скотоводы - кочевники, но и военные, колонисты (осваивающие новые земли), торговцы. Быстро возникают города с развитой инфраструктурой - водопроводом, канализацией, оборонительными сооружениями, централизованными хранилищами наиболее важных продуктов,

Другой, диаметрально противоположный вариант.

Общество осталось на уровне экстенсивного производства. Люди преимущественно используют ресурсы в том виде, в каком находят их в естественном виде в природе. Интенсификация происходит эпизодически, случайно, при использовании удачно сложившихся внешних обстоятельств. Понятие систематического изучения и улучшения качеств природных ресурсов пока отсутствует. Кочевой образ жизни, кратковременные поселения-стоянки из легких (чаще всего, легко переносимых с места на место - древесина, войлок, шкуры) материалов, примитивные системы пра-письменности. Отсутствие частной собственности на землю, государства, незначительный избыточный продукт, медленный рост населения.

Такое общество обоснованно можно назвать кочевым в полном смысле слова.

Отдельные качественные характеристики и важнейшие принципы организации общественной жизни этих двух способов производства не могут произвольно перемещаться между ними, иначе как в виртуальных представлениях сторонников традиционной версии истории, которые, по сути, смешивают и уравнивают понятие кочевничества - как определенного способа производства, господствующего в обществе, - с регулярной сменой места жительства представителями определенных профессий оседлого общества, а также колонизацией еще неосвоенных территорий.

В действительности, где город хотя бы с минимальной инфраструктурой, плавильными печами и кузнечными мастерскими - там оседлая культура, государство и письменность. Иного быть не может. Где государство - там города, письменность и использование полезных ископаемых, в частности, выплавка металлов. Кузнецы, металлурги, философы не кочуют. Они переезжают с одного места жительства на другое. Это принципиально разные понятия.

Речь о качественно различных уровнях развития общества, культуры, производительных сил и производственных отношений. О разных уровнях развития самосознания и степени осознания мира.

Таким образом, если "киммерийцы", "скифы", "сарматы" и иже с ними имели государства, армии и города со всем стандартным набором (водопровод, металлообработка и пр.), то они были оседлы и у них не могло не быть развитой письменности. Если же они были кочевниками, то у них не могло быть городов, государств, металла и армий. Что-то одно из двух.

На основе всего вышесказанного можно предложить следующую версию.

Концепция кочевого мира Евразии времен античности и Средневековья, по всей видимости, неверна. Огромные территории от Черного моря и до границ Китая были заселены не кочевыми племенами скотоводов, а культурами, уровень развития которых качественно соответствовал классическим цивилизациям Древнего мира. Не исключено, что само понятие "кочевников" родилось, видимо, из термина "номады", который на самом деле может быть переведен и как "всадники". А это очень разные понятия.

Поскольку в этом случае возникает неразрешимое противоречие, связанное с полным отсутствие идентифицированных с этими якобы кочевыми культурами письменных памятников, то остается предложить, что традиционная классификация древних и средневековых народов, а также принятая историческая хронология содержат в себе серьезнейшие искажения.

Мы оказываемся вынуждены произвести определенную коррекцию. При этом выясняется, что наиболее непротиворечивое и адекватное объяснение удается выстроить лишь на основе реконструкции всемирной истории и хронологии, предложенной А.Т. Фоменко и Г.В. Носовским.

В рамках упомянутой коррекции многочисленные “кочевые культуры” Евразии оказываются прямыми и непосредственными предками нынешнего населения России и сопредельных стран, причем жившими и оставившими многочисленные памятники материальной культуры не в отдаленное античное время, а, скорее всего, лишь в Средневековье, приблизительно в период с XII по XVI век. Соответственно, “киммерийцы”, “скифы”, “сарматы”, “гунны” и, конечно же, “монголы”, - это все разные названия одного и того же населения, наших предков, не имевших, естественно, никакого отношения к суровым степям и пустыням Центральной Азии.

ВЫСКАЖИТЕ СВОЕ МНЕНИЕ ОБ ЭТОЙ СТАТЬЕ

_