Стамболи Андрей

Московский Набег

Наполеона

глазами московских школьников

(современный роман)

 

И четырех справедливых страниц

не сыщется во всем том, что

понапечатано за последние четыре года

о моем царствовании и о деяниях моих

современников. Среди сочинителей немало пасквилянтов, но нет ни одного Фукидида .

Наполеон на о.св.Елены

 

Предисловиек русскому изданию

Автор, будучи по национальности греком—а, согласно русской поговорке, «греки и поныне лукави есть»—при-ветствует издание своего тру-да в переводе на современный русский язык или сандхьябхашу (к сожалению, на исторической Родине писателя,—древней Элладе, на древнегреческом языке, т.е. родном диалекте писателя —труд автора по цензурным соображениям пока не вышел) . Этот досадный казус (отказ древнегреческих издательств публиковать труд писателя на его исторической Родине) связан с тем, что названный труд не следует идеям Просвещения и тем самым выпадает из потемкинского «греческого проекта», из-за чего Ареопаг отклонил смиренное прошение автора вывесить свой труд на Акрополе в полном объеме. Поэтому приходится довольствоваться малым и приветствовать издание своего труда в «неумытой России», крайне далекой от Просвещения и до сих пор остающейся островком Варварства среди Просвещенных Конфедераций (т.е. Соединенных Штатов) Европы и Америки.

 

Форма повествования в романе

Избранная автором форма повествования— дебаты в школьных коридорах или «педагогическая поэма» —возникла неслучайно. Дело в том, что тема Наполеона представляет собой крайне запутанное и трудноразрешимое дело № 1812. Для одних Наполеон—фигура титаническая, героическая и сверх-гениальная, жизнь которого во всех героических подробностях описана тысячами Фукидидов. Для других (а таких в любые времена всегда хватало) он—жалкий уродец, благодаря только безмерной жестокости и цинизму взобравшийся на пьедестал, который может служить лишь отрицательным примером для подрастающего поколения и все героические деяния которого являются плодом буйных фантазий историков. В связи с нерешенностью проблематики в целом автор ставил перед собой цель не столько решить и поставить точку в вопросах «Кто виноват?» и «Ку продест?» , сколько просто выслушать мнения разных людей, выведенных им под вымышленными именами.

Почему именно московская школа? Наверное потому, что главное расследование проводится в городе Москве, в котором автор не только посещал среднюю школу, но и даже проживал некоторое время (всю свою жизнь), отчего описание реалий московской школы ему близко и понятно. Но главной причиной является, конечно, сам факт взятия Наполеоном-Ерундобером любимого города писателя и осквернения его, отчего одним из важнейших встал вопрос о том, как именно он надругался над ней и что именно изменилось в облике Москвы после ее оставления «бандой инвалидов» Ерундобера.

По-другому ту же задачу можно было бы решить, конечно же, с помощью Сумасшедшего Дома (этот прием использовали Гоголь, Булгаков, Достоевский и другие исследователи жизни Наполеона), в котором встречаются и устраивают не только виртуальные лейпцигско- бородинские «битвы народов» всевозможные наполеоны-македонские и прочие психи, мнящие себя героями прошлого—но и, главное, выясняют между собой вопросы, канувшие в Лету еще в начале XIX века, остающиеся в сознании горячечных больных и не потерявшие своей актуальности в начале XXI века в палате №6. Зачем Алексашка Гольштинский нарушал условия Тильзитского договора? В какую Индию ходил Ерундобер и что он в ней забыл? А историческая встреча Алоизыча (или Великого Дуче Мусс) с Васей Неаполитанским по кличке «Наполеон» , главой итальянского мафиозного неаполитанского клана карбонариев-Индрагерры? И все же выведение всей наполеоновской проблематики в рамках сумасшедшего дома не дает такого простора, как в школьной обстановке.

Поэтому я остановился на варианте школьных дебатов. В некоторых учениках 10 класса «В» мной были выведены некоторые реальные лица, которые мне хорошо знакомы. Однако прямых сопоставлений я постарался избежать, чтобы не множить своих врагов наподобие стихотворчества Незнайки, нажившего крупные неприятности от своих сограждан—Коротышек Солнечного Города. Идеи—они и есть идеи, кому бы они ни принадлежали и кто бы их ни защищал. А переход на личности —это уже совсем другое дело. Поэтому в реальности никто из моих знакомых «не пострадал», хотя идеи непострадавших я постарался донести с максимальной точностью и осторожностью, чтобы не расплескать по дороге. Если все же кто-то умудрился обидеться на мой невинный прикол—заранее у обиженных прошу прощения и надеюсь на снисхождение.

Эта веселая книжица написана на одном дыхании и должна читаться точно так же. Никакой научной, исторической и прочей ценности она все равно не представляет, никаким пособием к школьным учебникам (упаси Боже!!) являться не может. Я даже предполагаю, что за одно прочтение ее лицами моложе 16 лет школьные преподы уже заранее будут ставить колы и двойки. А так, позубоскалить в метро по дороге домой после очередного ироничного детективчика Дарьи Донцовой—тут этой книжке и место. Или рядом с «Приключениями Незнайки в Солнечном Городе». Или с юмористической телепрограммкой, в которой Чехов и Толстой встретили Гомера и пошли в ближайший ларек за «Клинским». Но почему-то ларек оказался закрыт, и они завалились к Марксу рассуждать о мировой революции и несправедливости беспросветного литературно-пролетарского жития, в котором «Клинское» иногда заклинивает.

Кто-то может даже обвинить меня в том, что я, дескать, стебаюсь и издеваюсь над читателем, что я его не уважаю и прочее такое разное. Замечу сразу: такое обвинение не ко мне. Я читателя глубоко уважаю, равно как и свое писательское ремесло, отчего подъял на себя лишь труд донести до читателя «многовариантную историю» во всей ее многовариантности. А что? Почему не может быть своего мнения, пусть и ошибочного и ненаучного? Посему моя книжица—всего лишь добрая (или не очень) сказка, в которой всего-то намек, а более—ни-ни. Никакого прямого текста, никаких железобетонных стопудовых утверждений, научных догм и всего остального. Одним словом, сплошное безобразие, учиненное хулиганом Вовочкой в школе или «сборник приколов». Книга переполнена всевозможными недосказанностями, намеками, информацией между строк и буквенно- числовой символикой, которая лишь изредка раскрывается исключительно от желания автора обратить внимание читателя на некоторые детали. Но весь смысл иносказаний скрыт даже от него самого, и потому ему приходится самому иногда браться за свою книгу и самому перечитывать всю ту чушь, которую он тут понаписал—прямо как малограмотный чукча, не прочитавший ни одной книги, зато считающий себя великим писателем.

Благодарности

И, наконец, последний штрих в соответствии с законом жанра —благодарности. Я благодарен моим родителям за все, что они дали мне. Я благодарен моим учителям, воспитавшим во мне все лучшее (худшее пришло ко мне само) и привившим любовь к отечественной (Земля—мое Отечество) истории и культуре. Благодарен Господам Новохронологам (Морозову, Постникову, Фоменко-Носовскому, более известным среди историков как АТФ-ГВН) и «Проекту Цивилизация», перевернувшим все мои представления о мире. Особую благодарность я испытываю к Сергею Кимовичу Стафееву, пожалуй, единственному из коллег, с кем мы лишь обменивались мнениями при полном совпадении взглядов.

Огласить весь список моих благодарностей мне крайне сложно в силу его невероятной многочисленности, потому что все, кто не только помогал мне в написании романа, но и критиковал, ругал, поносил и даже не оставлял камня на камне—всем им я чрезвычайно благодарен за свежий и нетрадиционный подход к также свежей и нетрадиционной теме романа. Сюда вошли даже такие имена, как Николь Фламмель, Кретьен де Труа, Вольфрам фон Эшенбах и др.

И все же не могу не выразить особой благодарности тем, кто, исполняя свой долг, бескорыстно и добросовестно помогали мне проводить мои исследования в книжных и архивных древлехранилищах, частных собраниях, антикварных лавках и прочих пыльных учреждениях, выискивая и подсказывая мне неожиданные повороты для моего романа. Кто они, безвестные скромные братья, ведающие и молчащие в величии своего служения? Им я признателен в высшей степени.

Не могу не упомянуть и своего спонсора, чьими деньгами был частично оплачен первый тираж первого выпуска романа. Его глубокие мысли также сильно повлияли на меня и продвинули мой проект.

Глава 1. О том, как Вовочка из 10 «В» учинил гнусное хулиганство на уроке литературы (Гоголь и Наполеон)

—Опять этот Вовочка !—всхлипывала молодая училка по литературе в кабинете директора.—В прошлый раз нарисовал на доске черт знает что…

—Успокойтесь, Марьиванна, упокойтесь,—мягкий баритон директора тихо ворковал.—В прошлый раз на доске была нарисована морковь, потому что перед Вашим уроком у 5 класса был урок ботаники, и они проходили строение морквы, а вовсе не того, что Вы подумали

—Правда, Палпалыч?—подняла заплаканные глаза Марьиванна.

—Правда, правда,—по-отечески мягко произнес Палпалыч.

—И это правда была морковка, а не фаллос?

—Правда, и нарисовал ее не Вовочка, а учитель биологии— настойчиво, как тяжелобольной повторял директор.—А потом Вовочка просто нахлобучил на моркву треуголку как у Наполеона, и получилась морква в треуголке, а вовсе не то, что Вам померещилось в треуголке.

—Я могу идти?—приподнялась со стула русичка.

—Ну, а что в этот-то раз случилось? Вы ведь так и не рассказали мне, что опять натворил Вовочка.

—Понимаете, он сделал такую ужасную вещь,—плечи Марьиванны опять начали содрогаться.

—Короче, у меня мало времени,—неожиданно резко оборвал женскую истерику директор.

—Понимаю, понимаю, сейчас, одну секундочку.—Марьиванна достала зеркальце и носовой платок и начала что-то поправлять в своем лице. Попутно с этим основным занятием, отвлекавшим все ее внимание, она поделилась с Палпалычем происшедшим.

—Вовочка на вопрос о том, кого вывел Гоголь в «Мертвых душах» вместо правильного ответа, что речь идет исключительно о старосветских помещиках брякнул, что, дескать, Чичиков—это Наполеон, а все помещики—правители европейских государств! Мне пришлось поставить ему двойку и выгнать из класса.

—Интересно-интересно!—вдруг оживился Палпалыч.—А нельзя ли поподробнее?

—В каком это смысле?—растерялась русичка.

—В том смысле, кого именно вывел Гоголь в «Мертвых душах»?

—Не понимаю.

—Ну, Чичиков—это Наполеон. А кто тогда Манилов?.. Слушайте, как интересно!—директор оживленно заходил по кабинету.—Манилов—это же Александр Первый. И жена у него Лизанька, и во всем одна только приятность имеется. И этот знаменитый эпизод на плоту посередине Немана перед подписанием Тильзитского мира, когда ни один из Императоров не хотел проходить первым, уступая место другому, отчего им пришлось обоим одновременно протискиваться в узкие двери. И этот бельведер, с которого видна Москва—такой же точно построил Александр в Царском Селе, и оттуда будто бы был виден весь Петербург… Интересно, интересно. Но все же, что еще наговорил Вовочка?

Пока директор все это произносил, Марьиванна сидела с открытым ртом, забыв про неприятности на лице, и изумленно слушала Палпалыча. Вопрос застал ее врасплох.

—Да ничего он не говорил. И вообще этого нет в учебнике. Там все по-другому написано. Я поставила ему за невыученный урок двойку и выгнала из класса.

—Но перед тем, как Вы его прервали, он все же успел что-то сказать? Ну, например… Например, очевидно, что Ноздрев—это… а действительно, кто же Ноздрев? Напрашиваются сразу две аналогии. Либо Мюрат, итальянский вице-король, либо брат Наполеона Жером, король Вестфальский. Который из них? Что об этом говорил Вовочка?

—Палпалыч,—с достоинством начала Марьиванна. —Я преподаю литературу, а не историю. Никаких Мюратов и Жеромов я не знаю, и детей этому не учу.

—Марьиванна, скажите, а вообще Вы хоть что-нибудь читали по истории России?

—Зачем? Когда в школе училась, у меня была пятерка по истории, потому что я учебник знала хорошо. И кроме учебника по истории десятого класса я больше ничего не читала.

—Ну как же так? Неужели же неинтересно? Ну а фильмы? А, кстати, в романе Толстого «Война и мир» присутствует Мюрат!

—Вот именно что присутствует …

—И что, ничего не возникает?

—Что возникает?—русичка опешила.

—Ну подумайте сами. Мюрат и Ноздрев. Разве не похожи? Их даже рисуют абсолютно похожими.

—Прекратите издеваться,—вдруг выпалила Марьиванна и, расплакавшись, выбежала из кабинета.

—М-да-а,—произнес директор, погружаясь в глубокую задумчивость. Ему самому стало интересно решить ребус, заданный Гоголем. Считается, что Гоголь не был писателем о войне 1812 года —но ведь как раз все наоборот и выходит.

И вдруг Палпалыча осенило: Иван Иванович поссорился с Иваном Никифоровичем ровно в 1810 году . Интересна точная дата сего выдуманного происшествия—7 июля, то есть день подписания Тильзитского мира… Чичиков погорел на таможенной контрабанде … В детстве Наполеона осмеивали за его нос, и в повести «Нос» снова выведен Наполеон. Все сходится! После «Вечеров на хуторе» Гоголь практически стал писателем одной темы. За редчайшим исключением. Даже Хлестаков списан с Наполеона. Никакой Лев Толстой с его оплаченным записным вдохновением ним не сравнится.

«Надо бы поговорить с Вовочкой серьезно»—подумал директор. —«Взбаламутил Марьиванну, схлопотал двойку, а ведь каков молодец!». Ему вспомнился Вовочка, однофамилец самого страшного человека ХХ века—вихрастый парень, всегда вежливый и приветливый—и одновременно заядлый хулиган с первого класса, гроза училок и нарушитель школьных правил. Неужели же поколение «П» выбирает только Пепси? А может, новое поколение вовсе не П и выбирает что-то совсем другое?

Ждать удобного случая долго не пришлось: Вовочка после своего очередного хулиганства был отправлен в коридор, и, проводя свой очередной «обход», Палпалыч столкнулся с ним нос к носу.

—Ну, что?—голос Палпалыча дрожал от нетерпения.

—Здравствуйте, Палпалыч,—приветливо как старому доброму знакомому обрадовался директору Вовка.

—Здравствуйте, Владимир. Чего опять изволили натворить?

—Да на уроке истории я сказал, что Москву сожгли русские солдаты по приказу Кутузова и Ростопчина, а Иван Поликарпыч страшно рассердился и сказал, что я хулиган и отправил к Вам.

—Ну вот, а сами-то что Вы думаете по этому поводу? Ведь это же действительно хулиганство так говорить в присутствии всего класса

—Но я же не виноват в этом, это настолько очевидно, если взять хоть одну работу на эту тему…

—Какую тему?—голос Палпалыча изображал строгость.

—Тему о пожаре Москвы.

—И что это за работы?

—Да полно! Вам полную библиографию представить или только важнейшие публикации?

—Ну хотя бы парочку…

—Во-первых, сам Ростопчин написал об этом в «Правде о пожаре Москвы», а, во-вторых, имеется обоб-щающая работа о московском пожаре Горностаева под названием «Генерал-губернатор Москвы Ростопчин».

—Сможешь принести работу Горностаева мне?

—Хорошо. Распечатаю с Интернета и принесу.

—Только тс-с-с. Как всегда—тихо и без пыли.

—Точно,—заговорщически кивнул Вовка.— Разрешите идти?

—Да ты что?! До конца урока еще полно времени —а у меня к тебе куча вопросов. Пошли лучше ко мне.

—Опять в кабинет?

—Да. Больше некуда, чтоб нас никто не услышал

—А о чем будет разговор?

—О твоем хулиганстве на уроке литературы.

—Так ведь она уже поставила мне двойку! Что, еще и Вам наябедничала?

—Не наябедничала, а сообщила о случившемся. И вообще, не в ней дело—она несчастная верующая в непогрешимость учебников. Что с нее взять? Мы-то с тобой хорошо знаем, что все было совсем не так. Поэтому давай лучше к делу, а то так и урок кончится. Колись, что тебе известно о наполеоновской теме у Гоголя.

—Марьиванна стукнула. Ладно, я ей с Достоевским покажу, где раки зимуют. Она у меня попляшет.

—Ты лучше давай начинай о Гоголе, а с Достоевским разберемся, когда дело до него дойдет.

—Палпалыч, а с чего начинать-то?

—С урока литературы, с которого ты вылетел. Расскажи о Гоголе.

—Понимаете, традиционно считается, что Гоголь не был писателем наполеоновской темы, однако изучение всего его творчества доказывает обратное. Наиболее значимым произведением наполеоновской темы в творчестве Гоголя является, конечно, его роман «Мертвые души». Как известно, сюжет «Мертвых душ» был подсказан Гоголю его другом Пушкиным, который вообще любил подобные розыгрыши…

Палпалыч погрузился в кресло и закрыл глаза. Рассказ Вовочки нес в себе элементы Непознанного и одновременно сладость какой-то тайны, сокрытой от Непосвященных, и игру ума, и остроумие—словом, множество вещей, доставлявших Палпалычу истинное интеллектуальное наслаждение.

—Поэтому предшественником Гоголя в написании им множества произведений наполеоновской тематики необходимо назвать Пушкина и его «Повести Белкина»...

Но в этот самый момент в кабинет директора постучали и просунулась голова Марьиванны. Заметив Вовку, она злорадно усмехнулась, но, обращаясь к Палпалычу, произнесла своим неестественно сладким голосом:

—Я вижу, Вы заняты? Я зайду попозже?

—Заходите, Марьиванна, я уже освободился. А Вы, Ульянов, постарайтесь лучше учить уроки по учебникам. Мне придется сообщить Марьиванне о содержании нашего с Вами разговора, чтобы она смогла допустить Вас к государственному экзамену. Постарайтесь впредь не вынуждать ее к крайним мерам—ну сами подумайте, ведь Вы уже почти взрослый человек—а ей приходится выгонять Вас из класса словно младшеклассника! Идите

Вовка вышел из кабинета директора довольный, но потупив взор, чтобы не выдать обоих. Не дожидаясь звонка, он быстро оделся и побежал домой.

Глава 2. Как Чичиков-Наполеон Мертвые Души по всей Европе торговал

(Гоголь о формировании Великой Армии)

 

«Освобождение не в небесах,

не в преисподней, не на земле:

освобождение заключается

в очищенном духовным

познанием Разуме»

Йогавасиштха

 

«Подобно одинокой горе,

живи в уединении,

в созерцании вещей,

окружающих тебя, и,

подобно же вершине горы,

Чело твое коснется небес».

Саади «Сад Плодовый».

 

«Ты был один во время рождения

Ты будешь один в минуту смерти,

Ты один должен будешь отвечать

Пред Неумолимым Судьей».

Веданта.

 

Но недолго продлилось расставание Вовочки с Палпалычем. Будучи с позором изгнанным за очередное хулиганство с урока астрономии (Вовка как всегда с жаром принялся доказывать, что Солнечная система не могла сформироваться из единого газо-пылевого облака, если тот самый газо-пылевой химический состав на каждой планете совершенно разный) , он скромно сидел на подоконнике в коридоре и предавался своим размышлениям.

Человеческий Разум имеет Высшее Происхождение, то есть когда-то он пребывал в Вечном Свете и наслаждался Всезнанием (Всеведением). Осколки этого Всезнания остались в Человеке, и они освещают его Земной Путь в темноте Неведения и Забвения. Все люди имеют царственное, божественное происхождение, но почему-то лишь немногие сохраняют в себе осколки Памяти Прошлого, в то время как основная часть людей настолько забыла о своем Блаженном Всеведении, что готова даже смириться с теорией о собственном животном происхождении. Вовке было совершенно непонятно, почему это произошло и как Вселенский Разум, упав в материальный план, разбился на мириады кусочков, которые вдруг все обрели самостоятельное существование и забыли о своем Единстве. Кусочки Единого Божественного Разума с осколками Всеведения иногда бывали совсем крошечными в человеке —и тогда рождался дегенерат Дарвин-Ниврад со своей обезьяньей теорией, но иногда осколок Всеведения был огромным—и в мир сходил Великий Пророк и Учитель.

«В мире физическом, т.е. в области обыденной жизни, развитие индивидуальности в человеке сказывается прежде всего в том, что он начинает отходить от людей, они становятся ему чуждыми, их жизнь, работа и цели мешкотными, бессмысленными и ненужными. Все более и более уходя вглубь своего существа, он начинает находить в недрах души своей новый мир, пред величием которого блекнет все вокруг него. Человек начинает стремиться к одиночеству, к возможно более совершенной изоляции от внешней жизни, чтобы гам и сутолока ее возможно меньше нарушали его покой» .

Поэтому Вовка любил это время тишины и покоя, когда ему удавалось расслабиться и, закрыв глаза, уйти в себя. В школе учителя его страшно не любили, потому что вместо учебников он читал всякую чушь, т.е. первоисточники, дома у него тоже была огромная куча разных обязанностей, которые на него наваливали родители, считающие, что тем самым они лучше сумеют подготовить его к взрослой жизни в этом суровом мире—словом нигде ему не было покоя, кроме тех редких минут, когда, будучи с позором выгнанным с уроков, он мог, уйдя в себя, предаться созерцаниям предметов отдаленных.

Но в этот раз Палпалыч, словно орел, почуявший добычу, вышел из своего рабочего кабинета и направился прямо на четвертый этаж навстречу Вовке . Заметив его состояние, директор не стал резко прерывать его, а деликатно прошел мимо, как бы занятый своим делом. Вовка быстро вышел из своего созерцательного состояния, чутко заслышав шаги, и соскочил с подоконника.

—Здравствуйте, Палпалыч,—вполголоса приветствовал директора Вовка.

—Здравствуйте, Владимир. Опять протираем штаны в коридоре?

—Опять.

—С какого урока изгнали с позором в этот раз?

—С астрономии.

—Так. Молодец. И здесь натворил безобразия?

—И здесь, Палпалыч.

—Идем разбираться ко мне в кабинет.

И хоть голос Палпалыча звучал строго, Вовка знал —его строгость была напускной, и как всегда ему все сойдет с рук. Сколько раз училки вызывали его маму к директору за очередные хулиганства—но каждый раз, вместо назиданий о том, как надобно воспитывать подрастающее поколение, директор успокаивал маму и отпускал ее с миром. Она уходила в недоумении, но тайна есть тайна—ни сам Вовка, ни Палпалыч никогда и никому не проговаривались о своих беседах во время уроков в кабинете.

Палпалыч взглянул на часы:

—У нас есть около получаса, так что времени хватит на то, чтобы ты рассказал мне о «Мертвых душах» Гоголя.

—Постараюсь уложиться, хотя тема серьезная. Главная идея Гоголя в «Мертвых душах»,—начал Вовка свой рассказ,—заключалась в том, чтобы художественно -сатирическими приемами изобразить формирование Великой Армии Наполеона, которая, и это не было ни для кого секретом, имела три «не»: она была крайне НЕмногочисленна, НЕбоеспособна и НЕдисциплинированна. Несмотря на то, что Чичиков-Наполеон исколесил множество уездов-европейских монархий и провел переговоры со многими помещиками-государями, реально продать или уступить мертвые души согласились далеко не все. Некоторые пообещали, но не выполнили своих обещаний. Игнорируя свои многочисленные дипломатические провалы, Чичиков все равно решился организовать поход себя во главе мертвых душ в Южные Губернии.

Поэтому первым встает вопрос о том, какими же мертвыми душами—пустыми обещаниями участия в формировании его Великой Армии—выбитыми из помещиков-государей угрозами, обещаниями и даже деньгами, располагал Чичиков-Наполеон к 1812 году? Вопрос этот непростой, так как численность Великой Армии всегда была тайной, покрытой густой завесой мрака. Штатное расписание, буде таковое и имелось, страдало сразу всеми недостатками: недостоверностью и непомерной раздутостью. Более того, сам Наполеон держал вопросы формирования и состава Великой Армии в строжайшем секрете, потому что как таковой этой армии просто не было.

Самой смешной частью Великой Армии мне представляются «польские войска» численностью приблизительно в 100 тысяч солдат. Юмор заключается в том, что никто и никогда не обещал Наполеону «польскую армию» такой численности, а он просто взял за основу Польскую Конституцию от 3 мая 1791 года между первым и вторым разделами Польши, в которой численность польской армии определялась в те самые 100 тысяч солдат. Эта конституция так и осталась на бумаге, и потому Наполеон был крайне разочарован полным нежеланием поляков воевать.

—Даже академик Тарле пишет, что в наполеоновской армии служило 90 тысяч поляков. Но если они УЖЕ служили в Великой Армии, то как же тогда после Нашествия чуть ниже он же пишет, что в Вильно Наполеону доложили об огромном недоборе поляков? Получается, что тот записал в свои полки около 100 тысяч поляков, а реально пришло служить под его знамена всего-то какая-нибудь пара-тройка тысяч.

—Конечно! А командиром над всеми поляками Наполеон назначил князя Понятовского—племянника екатерининского фаворита и участника ее «греческого проекта». Примерно так же проходило формирование и остальных частей «Великой Армии». Даже так называемые «французы» крайне сильно преувеличены.

—Помнишь у Тарле: «Тут же нужно заметить, что рекрутский набор, который уже в течение последних шести лет (после аустерлицкой кампании) проходил очень туго, на этот раз (1811 и начало 1812 г.) дал особенно большое число уклоняющихся. Они убегали в леса, прятались, отсиживались. Экономические тяготы от непрерывных войн и поборов (особенно от бесконечной испанской войны) начали уже раздражать крестьянские массы, что и выражалось ростом числа уклоняющихся от набора. Даже собственническое крестьянство начинало обнаруживать недовольство, жаловалось на бесконечные наборы, лишающие хозяина дешевых батрацких рук

Наполеон вынужден был организовать особые летучие отряды, которые должны были охотиться по лесам за уклоняющимися и насильно приводить их в воинские части. В результате репрессивных мер рекрутский набор перед войной 1812 г. в общем дал все-таки то, на что Наполеон рассчитывал» ...

—Вранье! Никакими репрессиями Чичикову не удалось собрать в истощенной за почти четверть века гражданской войной Франции и малой доли тех безумных цифр, которыми оперируют историки. Это напоминает мне другой грандиозный эпизод Наполеоновской Эпопеи: Великую Армаду. Вы помните, Палпалыч?

—Что ты имеешь в виду?

—Ну, как она формировалась и каков был ее конец. Все в точности совпадает с Великой Армией.

—Насколько я помню из школьных учебников, Наполеон собрал под французскими революционными флагами более трехсот боевых испанских кораблей, и с ними собирался разгромить английский флот и высадить десант в Англию.

—А какова была судьба Великой Армады?

—Ее разметала буря, и Испании как величайшей морской державе прошлого пришел конец. Ее место навсегда заняла Англия.

—Аналогично и с Великой Армией! В планы Наполеона вмешалась погода, и весь этот воздушный змей или мыльный пузырь лопнул у всех на глазах! Ведь до конца своих дней Наполеон считал главной причиной потери Великой Армии и крушения своих планов именно погоду ! Так здорово спланированный им поход Мертвых Душ (Великой Армии) провалился из-за плохой погоды—в июле стояла страшная жара, а осенью наступили ранние морозы. То, что от Великой Армады не осталось почти ничего говорит лишь о том, что в ее состав не входило больших кораблей, способных выдерживать обычные в Алтантике бури …

Ну ладно, хватит об аналогиях. Вернемся к «Мертвым душам». Вот смотрите, формирование Великой Армии и начало подготовки к походу произошло во время посещения Наполеоном Манилова, то есть на плоту посреди Немана в Тильзите (сейчас это город Советск). Здесь Гоголь сохраняет хронологические рамки исторических событий, начиная свой рассказ с Тильзита.

—Так, с Маниловым все ясно. Давай дальше.

—Не все ясно, Палпалыч. А почему Вы ни разу не задали мне вопрос относительно того, против кого же создавался военный оборонительно-наступательный союз Чичикова с Маниловым?

—Если бы я задавал тебе вопросы по каждому своему недоумению, то не дал бы тебе вообще и слова произнести.

—Тем не менее, очень важно, что главным своим противником Наполеон считает Оттоманскую Порту, а вовсе не Англию. Вот, читаем статью 8 Тильзитского Договора о союзе: «Франция будет дей¬ствовать заодно с Россией против Оттоманской Пор¬ты, и обе высокие договаривающиеся стороны придут к соглашению по поводу того, чтобы изъять все про¬винции Оттоманской империи в Европе, исключая го¬рода Константинополя и Румелийской провинции из-под ига и жестокого управления турок» .

А в другом месте Наполеон прямо пишет, что предлагал Англии военный союз:

«CCXLI. Я всегда придерживался того мнения, что для европейских держав постыдно терпеть существование варварийских государств. Еще при Консульстве я сносился по этому поводу с английским правительством и предлагал свои войска, ежели б оно захотело дать мне корабли и припасы» .

Вот на что я хотел обратить Ваше внимание, и именно Манилов наобещал Чичикову больше всех, а Чичиков, поверив его обещаниям, построил на них свои планы переселения мертвых душ в южные губернии. Так что на мертвых душах Манилова Чичиков и строил свои наполеоновские планы завоевания всего мира. Совершенно очевидно, что под южными губерниями Гоголь подразумевает Оттоманскую Порту, а самое большое сочувствие своим планам Чичиков нашел именно у Манилова.

Далее Чичиков направился к Собакевичу, а попал к Коробочке. Эти два героя явно списаны с каких-то правителей, но я пока не распознал их.

—Я тоже,—в задумчивости произнес Палпалыч.—Но знаешь, ведь именно они продали Чичикову мертвые души, хоть немного, а все же …

—Коробочка продала немного душ. И вдруг неожиданно вклинился Ноздрев. Я считаю, что Ноздрев—это Мюрат…

—Ты знаешь, я размышлял о Ноздреве, но кроме Мюрата я нашел другой прототип—Жерома, брата Наполеона, короля Вестфальского.

—Но ведь Мюрат был зятем Наполеона, и в «Мертвых душах» тоже выведен зять Ноздрева. Это во-первых. Во-вторых, и Мюрат, и Ноздрев были страстными поклонниками лошадей и собак.

—Пока не очень убедительно. Любовь к лошадям и собакам могла относиться и к Жерому.

—Но разве не является иносказанием, что в романе выведен зять Ноздрева, то есть сам Наполеон был зятем Мюрата?

—Да, но Жером учинил скандал и удалился из России со своими Мертвыми Душами—вестфальцами. Нам этот эпизод объясняют тем, что, дескать, его брат—Наполеон—упрекнул Жерома в нерасторопности, когда тот якобы «упустил» Багратиона, т.е. не смог с ним соединиться. А я думаю, что просто Жером оценил всю безнадежность планов своего брата и нарушил дисциплину, попросту сбежав из Великой Армии. Любому другому это могло стоить головы, а брата Наполеон мог только пожурить, хотя Жером очень подвел его…

Неожиданно для обоих заговорщиков раздался предательский звонок, и по всей школе затопали сотни ног в разных направлениях, производя шум, сравнимый с надвигающейся горной лавиной.

—Нам пора расстаться,—нехотя поднялся из дивана Палпалыч.—Все еще жду от тебя работу Горностаева… И еще вот что: напиши мне реферат на тему о пожаре Москвы, а я поговорю о допуске тебя к экзамену по истории. Об остальном поговорим в следующий раз.

—До свидания, Палпалыч,—солидно произнес хулиган Вовочка,—я теперь могу идти?

—До свидания. Иди. Не забывай о нашем договоре.

 

 

Глава 3. Убийство Сказки строгими Стражами

 

На Небе знать—то же, что видеть

На Земле—то же, что вспоминать.

Счастлив тот, кто проник в мистерии,

Он познал Источник и Конец Жизни

Пиндар

 

«Не Боги нисходят к душе, обращающейся к ним с призываниями и мольбами, но душа возвышается до Богов».
Ямвлих

 

В романтических Сказках XIX века был любимый образ Царства Справедливости—Царства Фей или Страны Джиннов, Страны Счастья (Аркадии) и Блаженства, выведенного многими сказочниками. И мы не будем нарушать этой традиции и потому обозначим вожделенную страну просто как Царство Фей. Это была Страна, в которой обитали Правда и Истина, и никогда ни одного слова лжи не срывалось с уст ее жителей. В этой удивительной стране случались только приятные чудеса, от которых каждый житель страны проникался блаженным восторгом. Одной из правительниц Царства Фей была Королева Фантазия, имевшая любимую дочь по имени Сказка. Щедрой рукой наделя¬ла она с давних пор своих подданных всяческими благами и была любима и почитаема всеми, кто ее знал. Но королева обладала слишком любвеобильным сердцем, чтобы довольствоваться благодеяниями у себя в стране; она сама, в царственной красе своей вечной молодости и прелести, слетала на землю, ибо она слышала, что там обитают люди, которые проводят жизнь в суровой печали, среди забот и трудов. Им приносила она прекраснейшие дары из своего царства, и с тех пор, как прекрасная королева прошла по земным долам, люди стали радостней за работой, беззаботней в своей печали. Своих детей, не менее прекрасных и приветливых, чем сама царственная мать, она тоже послала на землю дарить счастье людям.

Так каждый день Сказка приходила к людям и рассказывала им о своей стране, в которой Добро побеждает Зло. Но прошло некоторое время, и в стране людей в 1784 году появилась злая колдунья Цензура, объявившая непримиримую войну всем жителям Страны Фей. Цензура ввела в стране людей Просвещение , и с этой целью были вырублены все леса, в которых могли обитать добрые феи, совершавшие свои бесчисленные добрые чудеса и куда люди приходили, чтобы поговорить со старшей дочерью Королевы Фантазии—Сказкой. Это было сделано не только потому, что злая Цензура ненавидела леса—порождения Матери-Природы—и называла их коротко по-военному «зеленкой», и не только потому, что без лесов все деяния людей стали видны как на ладони, но и, главное, чтобы лишить людей сразу всех радостей, в том числе, встречам со Сказкой.

Цензура велела тайно схватить и убить Сказку, потому что ее доброта и любовь к людям страшно раздражали злую колдунью и разрушали вводимое ею Просвещение, с помощью которого она надеялась окончательно оглупить всех людей. С этой целью она призвала к себе своих самых страшных и ужасных слуг, всеми презираемых и ненавидимых за их тупость и жадность,—цензоров, которых она сама называла Стражами Просвещения. Им колдунья дала задание издалека подкрасться к Сказке и убить ее, а затем убедить народ, что Сказка умерла при загадочных обстоятельствах.

И вот когда Сказка в очередной раз сошла из своего Царства Фей к людям и начала говорить через молодого юношу, прекрасного сердцем и душой—его звали Вильгельм Гауфф—Стражи заметили его, потому что его прекрасные сказки были напитаны ароматами Страны Фей. Тюбинген во времена Наполеона познал тяжелые времена, и население города, особенно молодежь, не любили корсиканского выскочку. Задуманный Гауффом роман из эпохи освободительных войн против Наполеона подвел роковую черту под его жизнью: сказочник Вильгельм Гауфф умер при загадочных обстоятельствах в возрасте 25 лет (1802-1827) в расцвете своей молодости и таланта, так и не закончив свой роман о Наполеоне. Ему также не простили его сказок «Карлик Нос» и «Маленький Мук», в которых Гауфф исключительно натурально описывал внешность Наполеона. Ни сказки «Молодой англичанин», ни многих других, в которых намек на Наполеона был слишком очевиден.

Всего за 5 лет до смерти Вильгельма Гауффа и также при таинственных обстоятельствах умер Эрнст Теодор Амадей Гофман (1776-1822), сочинивший сказку «Крошка Цахес по прозванию Циннобер», посвященную целиком только Наполеону. После них также в Германии при загадочных обстоятельствах молодым умер Николай Гоголь (1809-1852), перед смертью уничтоживший вторую редакцию второго тома «Мертвых Душ». Все его позднее творчество было навеяно обаянием личности Наполеона, и во втором томе Гоголь переступил черту дозволенного. За поэму о мертвых душах писателя объявили некрофилом и насочиняли кучу гнусных историй на эту тему. Не Наполеона-некрофила и реального любителя мертвых душ, а писателя, раскрывшего одну из самых страшных тайн Ерундобера.

Сказку поразили в самое сердце. Сказка, говорившая людям только Истину, была объявлена Цензурой наглой и бесстыжей лгуньей, а собственные наветы и гнусности злой колдуньи—святой правдой. Детям внушали мысль —дескать, верить в Сказки глупо и недостойно Просвещенного человека, и ее надо гнать из своего сердца. И дети начали быстро взрослеть—ведь они даже начали соревноваться между собой, когда они перестанут верить Сказкам. Детская Наркомания и Преступность как Плоды Просвещения сразу уменьшили размеры Страны Детства (часть Страны Фей) до микроскопических размеров. Дети стали злиться на Сказку—дескать, что она тут делает со своими глупостями? Они бросали в нее камни и прогоняли от себя, обзывая обидными словами, которые Цензура вложила в их сердца. Тех, кто верил прекрасным Сказкам, называли хулиганами и опасными смутьянами, но исполнителей воли Цензуры— действительных убийц и подонков—объявляли героями и ставили им памятники. И тогда Царство Фей поднялось ввысь и унеслось за облака.

Но почему-то среди людей продолжали появляться дети, которые не хотели взрослеть, они до старости верили Сказкам, и в них они находили Мудрость веков. Они были ужасно непросвещенными и отчаянно сопротивлялись Стражам. И только к ним теперь спускалась прекрасная вечно юная Сказка из Царства Фей и беседовала с ними и вселяла в их сердца радость и надежду. И все же, несмотря на то, что еще оставались среди людей взрослые дети, которые не могли состариться и потому умирали молодыми, Сказка часто плакала тайком, пряча свои заплаканные глаза от любящей матушки—Королевы Фантазии.

Но грусть Сказки не утаилась от любящего сердца матери, и однажды Королева Фантазия обратилась к дочери с вопросом:

— Что с тобой, душенька Сказка, отчего со времени путешествия на землю ты так печальна и грустна? Доверься своей матери, скажи, что с тобой?

— Ах, милая мама! — отвечала Сказка.—ты знаешь, как охотно, я провожу время среди людей, с какой радостью присаживаюсь я у хижины бедняка, чтобы после работы поболтать с ним часок; люди обычно очень радостно приветствовали меня, когда я приходила, и, весело улыбаясь, глядели мне вслед, когда я шла дальше; но в последний раз все было по-иному!

—Бедная Сказка!—сказала королева и погладила ее по мокрой от слез щеке.— Но, может быть, тебе так только показалось?

— Верь мне, я не заблуждаюсь,—возразила Сказ¬ка,—они меня разлюбили. Повсюду, куда я прихожу, меня встречают только холодные взгляды; нигде мне не ра¬дуются; даже дети, которые меня всегда любили, смеются надо мной и, с серьезным не по летам видом, отворачиваются от меня.

Королева склонила голову на руки и умолкла в задумчивости.

—Но чем же объяснить, Сказка,—спросила наконец королева,—что люди там, на земле, так изменились?

—Видишь ли, они расставили повсюду строгих Ст¬ражей, которые зорко следят за всем, что появляется из твоего царства, о, королева Фантазия! И если тот, кто приходит, им не по душе, они убивают его или так порочат перед людьми, которые верят им на слово, что у тех не остается уже ни любви, ни искорки доверия.

—Как это ужасно, милая моя Сказка!

—Они убивают подряд всех, кто своим служением мне пытается хоть немного рассказать людям о том, как было в самом деле.

—Кого же они убили?!

—Ах, мама! Я не знаю, кого убивают по приказу злой колдуньи Цензуры. Но я не хочу, чтобы из-за меня убивали этих прекрасных чистых сердцем людей —потому что я знаю лишь: стоит мне полюбить кого-нибудь и привязаться к нему всем сердцем, как смерть похищает его из моих объятий.

—Я пока не знаю как, но я постараюсь тебе обязательно помочь, моя милая Сказка.

И прекрасная Королева Фантазия удалилась в задумчивости.

Наступал рассвет. Издалека доносились чарующие звуки волшебной арфы, сливающиеся с хором небесных ангелов, поющих величественный гимн Творению Божию. Прекрасная девушка, опустившись на одно колено, держала в руках два кувшина—золотой и глиняный, и золотой песок струился из золотого горшка, а из глиняного текла вода, давая начало Реке Жизни. Склоненная девушка как бы находилась между двумя мирами, Земным и Божественным, и ее прекрасный лик был омрачен грустью и меланхолией.

Божественная Интуиция посещает Разум в редкие минуты Озарения, и тогда Разум наполняется новым чудным знанием о вещах сокрытых и неведомых— Воспоминаниями о том чудесном времени, когда Единый в своей Неразделенности Божественный Разум обладал Всеведением. В это время Душа перестает слышать и ощущать что-либо кроме того Блаженства, которое она испытывала в своем Первоначальном Состоянии, и готова пребывать в нем вечно. Но Земной Мир грубо вторгается в существо человеческое, и Душа возвращается обратно, плача и сожалея об Утраченном. Утраченном—но не безвовзратно, Потерянном—но не навсегда. Заря восходит, и меркнут звезды, алеет восток, и Душа начинает пробуждаться и вспоминать. Вначале эти воспоминания неуловимы, но затем они обретают плоть—и постепенно золотой горшок в руках Девушки-Звезды или той самой прекрасной Сказки из Страны Фей становится Источником Божественных Знаний и Откровений, и Душа, купаясь в Источнике, испытывает ни с чем не сравнимое Блаженство и Ликование.

Глава 4. Дружба историков-сказочников Пушкина и Гоголя

«Примусь за Историю—передо мною движется сцена, шумит аплодисмент, рожи высовываются из лож, из райка, из кресел и оскаливают зубы, и—история к чорту...»

 

«...Я стою в бездействии, в неподвижности. Мелкого не хочется!

великое не выдумывается! Одним словом, умственный запор»

Гоголь—Погодину 1833 г.

На уроке литературы Марьиванна рассказывала своим ученикам:

— Сюжет «Мертвых Душ» и «Ревизора» был подсказан Гоголю Пушкиным. Дружба двух писателей оказалась крайне плодотворной для обоих писателей, потому что Пушкин по достоинству оценил «Вечера на хуторе близ Диканьки» и пророчески предсказал его автору великое будущее…

Чего тебе, Вовочка?—прервалась Марьиванна, увидев тянущуюся к небесам и нервно подрагивающую руку двоечника.

— Извините, можно мне в туалет?

— Нет, сиди и слушай урок. Потом будешь мне специально отвечать по этой теме.

— Но мне очень нужно в туалет.—Вовочка не врал. Ему действительно очень надо было выйти, потому что у него для Палпалыча был новый материал, который он нарыл в Инете, а тут эта противная училка так гнусно издевается над ним и не пускает его по нужде.

— И когда тебя ждать? Опять ко Второму Пришествию?—ехидно сострила Марьиванна. Класс послушно оживился и изобразил смешок.

— Нет, я скоро вернусь.

— Хорошо, даю тебе десять минут. Хватит?

— Да.

—Тогда иди…а портфель-то тебе зачем?— вдогонку крикнула Марьиванна, но Вовочка пулей выскочил из класса и уже закрывал дверь, делая вид, что не слышит.

Его путь лежал на первый этаж в кабинет директора. Каждый раз ему приходилось так унижаться, чтобы оказаться за дверью класса. Он жил своей жизнью, весьма далекой от жизни учебного процесса школы. И лишь вне класса он чувствовал себя Человеком. В классе всякие глупые училки могли спокойно насмехаться над ним, задавать ему какие-то идиотские задания и вмешиваться в его внутренний мир. Зато схлопотав очередную двойку или кол, он с огромной радостью покидал юдоль скорби и несся на первый этаж к тому единственному человеку—Учителю и Педагогу—который разговаривал с ним всегда на равных, который будил в нем невероятную по силе творческую энергию и который понимал его и все его поколение как никто другой. И Вовка, считая секунды, прыгал через три ступеньки…

— Можно, Палпалыч?—в дверь грозного директора просунулась голова двоечника и хулигана.

— Заходи. Какой ценой обрел свободу ты на этот раз, Владимир? — в соответствии с возвышенностью ситуации вопрос был задан в стихотворной форме.

— Ценой позора несмываемого, // когда пришлось мне, словно малышу, // сказаться по нужде великой // и в тубзу отпроситься у русички —в том же тоне совершенно серьезно ответил Вовка.—Палпалыч, я всю ночь в Инете сидел—и столько интересного откопал!

—Давай, выкладывай. Сколько у нас времени?

— Марьиванна дала десять минут.

— Надо уложиться.

— Знаете что? Оказывается, Пушкин не просто подсказал Гоголю сюжет—он ему дал метод зашифровывать информацию. То есть, вопрос заключается не в том, чтобы подкинуть молодому начинающему литератору эдакий залихватский сюжетец—а в том, чтобы, раскрыв главные принципы составления шифров, сохранить и донести до последующих поколений историческую действительность в немного зашифрованном виде.

— Молодец, Владимир. Я горжусь тобой. Из тебя получится настоящий ученый-историк.

— Спасибо, но я не уверен. Кто же меня пустит в огород?

— Времена меняются. В мое время в самом страшном сне невозможно было представить себе полное разоблачение Ульянова-Ленина, а сейчас его так испинали, что на нем уже живого места не осталось. А ты будешь первым, кто запинает Наполеона-Ерундобера. Так что дерзай!

— Палпалыч, я Вам оставлю свое небольшое сочинение на тему о дружбе Гоголя и Пушкина, а сам пойду на литературу. Десять минут уже скоро истекут.

— Иди. И не забывай иногда заглядывать ко мне.

Когда дверь за Вовкой закрылась, Палпалыч взял аккуратно набранные, распечатанные и сброшюрованные Вовкой листы и принялся читать. Работа называлась «Дружба Пушкина и Гоголя». Если бы этот кошмар увидела Марьиванна, она бы грохнулась в обморок. И чтобы ее не расстраивать, Вовка схлопотал заслуженную двойку. Хорошо хоть его родители спокойно относились к его оценкам. Если бы они наказывали его за двойки или даже лупили, как во многих семьях—тогда Вовка бы стал новым Мучеником Науки. Но из-за того, что пока все сходило ему с рук и вопрос об исключении его из школы и переводе в школу для детей с пониженными умственными способностями еще не поднимался, он прекрасно себя чувствовал и продолжал интересоваться предметами, далекими от школьной программы.

 

«Дружба Пушкина и Гоголя. Сочинение В. Ульянова»

Дружба и творческий союз Пушкина и Гоголя были намного глубже, нежели это сегодня понимается. И если Гоголь снискал себе славу великого сатирика, то Пушкина никто таковым не считал. Однако все творчество Гоголя после «Вечеров на хуторе близ Диканьки» и знакомства с Пушкиным кардинально изменилось и приобрело тот сатирический характер, который бросается в глаза, хотя сам «виновник» этой перемены остался незамеченным. И это несмотря на то, что в творчестве Пушкина есть произведение, которое не только смыкается со всем творчеством Гоголя, но и служит как бы ключом к нему. Это—неоконченная повесть «История села Горюхина» из цикла «Повести Белкина». Здесь Пушкин как криптограф (шифровальщик-иносказатель) дает блестящий образец раскрытия материала с помощью упоминаний хорошо известных, и потому довольно легко узнаваемых, исторических событий. «История села Горюхина» стала прототипом «Истории одного города» Салтыкова-Щедрина, и потому многие иносказания Пушкина становятся выпуклее при сравнении этих двух произведений.

Итак, начнем помолясь. Оба произведения начинаются с чудесного «обретения» летописных сводов—у Пушкина белкинских календарей, у Салтыкова— «Глуповского летописца». Но далее «издатели» этих летописных сводов расходятся: Пушкин больше внимания уделяет описанию истории происхождения сих образчиков фантазий «летописателей»—своих почти что современников, а Салтыков—именно содержательной части Истории, изображаемой сими «летописями».

Внешний вид «летописей», представленных на суд «научной общественности», был не только крайне неряшлив, но и искусственно состарен: «Внеш¬ность «Летописца» имеет вид самый настоящий, то есть такой, который не позволяет ни на ми¬нуту усомниться в его подлинности; листы его так же желты и испещрены каракулями, так же изъедены мышами и загажены мухами, как и листы любого памятника погодинского древле¬хранили-ща» (Салтыков). При этом летописи были написаны разными неустоявшимися почерками: «Первые 20 частей исписано старинным почерком с титлами... остальные 35 частей писаны разными почерка¬ми, большей частью так называемым лавочничъим с титла¬ми и без титлов, вообще плодовито, несвязно и без соблю¬дения правописания. Кой-где заметна женская рука... Евпраксии Алексеевны » (Пушкин).

Совершенно очевидно, что в обоих случаях уже по внешнему виду «летописей» оба писателя дают ясно понять, что «научная общественность» имеет дело с грубой подделкой. Более того, Пушкин этот разнобой и неустойчивость почерков «Летописца» объясняет изворотливостью и мастерством Терентия, «умевшем писать не только правой, но и левою рукою. Сей необыкновенный человек прославился в околодке сочинением всякого роду писем, челобитьев, партику¬лярных пашпортов и т.д. Неоднократно пострадав за свое искусство, услужливость и участие в разных замечатель¬ных происшествиях, он умер уже в глубокой старости, в то самое время, как приучался писать правою ногою, ибо почерка обеих рук его были уже слишком известны».

Содержание «Летописей» оба писателя характеризуют исключительно как плоды буйных фантазий исполнителей монаршей воли «Евпраксии Алексеевны» (Парашки=Екатерины II лже-Романовой), насочинявших «Историю государства Российского» в соответствии с ее «греческим проектом»: «Что касается до внутреннего содержания «Летописца», то оно по преимуществу фанта¬стическое и по местам даже почти невероятное в наше просвещенное время» (Салтыков). «…Я непременно решился на эпическую поэму, почерпнутую из отечественной истории... но, не умея с непривычки расположить вымышленное происшествие, я избрал замечательные анекдоты, некогда слышанные мною от разных особ, и старался ук¬расить истину живостию рассказа, и иногда и цветами собственного воображения...» (Пушкин). Салтыков продолжает: «Не хочу я, подобно Костомарову, серым волком рыскать по земли, ни, подобно Со¬ловьеву, шизым орлом ширять под облакы, ни, подобно Пыпину, растекаться мыслью по древу, но хочу ущекотать прелюбезных мне глуповцев, показав миру их славные дела и предобрый тот корень, от которого знаменитое сие древо произ¬росло и ветвями своими всю землю покрыло». Этот образчик «древнерусского стихосложения» вы-веден Салтыковым как намек, что «Слово о полку Игореве» тоже является ничем иным, как грубой подделкой.

Искусственно состаренная, засиженная мухами и прогрызенная мышами, сочиненная талантливыми борзописцами и оформленная гениальными каллиграфами всевозможнейшими подчерками—«Летопись российская» содержит столь же мало исторической правды, сколь мало ее содержится и в описаниях весьма недалекого от нас события—московского Набега Наполеона Буонапартия, имевшего громкий и звучный титул «Ерундобер». И способ зашифровывать реальные события художественными образами Гоголь получил именно от Пушкина. И Гоголю Пушкин отдал рукопись «Повестей Белкина»—«Посылаю тебе с Гоголем сказки моего друга Ив. П. Белкина; отдай их в простую цензуру, да и приступим к изданию» . В Гоголе Пушкин увидел того, чей искрометный юмор и тонкий лиризм смогут сделать главное—растоптать образ Буонопартия, сделать его жалким и смешным. И Пушкин дает Гоголю задание—вывести Наполеона в образе «путешественника» Чичикова-Длинные Башмаки , рассказать его биографию, его мошенничества и, самое главное, причины, стоявшие за его крахом. Почему же тогда сам Пушкин не взялся за написание «авантюрного романа»? Видимо, тому было множество причин, и одна из важнейших—избыток веселой сатиры у молодого писателя. Передавая Гоголю свою эстафету, Пушкин тем самым «родил» целую плеяду русских политсатириков-иносказателей —Салтыкова-Щедрина, Булгакова и др.

Вдохновленный великим поэтом на исследование подлинной русской истории Гоголь даже на весьма короткое время сам стал преподавателем истории средних веков Санкт-Петербургского университета и, более того, взялся за сочинение малороссийской истории. Но разве был бы Гоголь великим писателем, если бы не разукрасил эту историю так, что в итоге всем его планам пришел конец: «Малороссийская история моя чрезвычайно бешена... Мне попрекают, что слог в ней слишком уже горит, не исторически жгуч и жив; но что за история, если она скучна!». Более того, в своем стремлении совершить на историческом поприще нечто великое, Гоголь замахнулся на многотомную историю Рiдной Окраины почище Карамзина! Поэтому не историей Украины прославил себя в веках Гоголь, которая ему явно не удалась—ему суждено было стать летописателем великих и героических деяний величайшего гения мира—самого Буонапартия Наполеона!

Глава 5. Тайна рожденияВеликого Ерундобера

—Слушайте, а кто-нибудь читал сказку Гофмана «Крошка Цахес по прозванию Циннобер»?—таким вопросом озадачил всех Колька Медведев по кличке «чухонец». Почему его так звали, никто уже не помнил—но это не имеет к нашему повествованию никакого отношения. Колька больше всего увлекался астрологией, и через нее объяснял многие исторические события. Надо сказать, что больше в классе никто такой ерундой не страдал, поэтому Колька не находил в одноклассниках интереса к своим астрологическим исследованиям.

—А что?—вопросом на вопрос ответил Петя Распупыркин по кличке «профессор». Его фамилия подходила к нему как нельзя лучше, потому что он не только считал себя центропупыром всей Земли, но умел круто распупыривать всякую ерунду цветасто и забористо, за что его и прозвали «профессором». В классе его не любили за однобоко практичный материальный интерес ко всему, что его окружало, но, тем не менее, иногда выслушивали и даже считались с его мнением.

—Да я тут начал составлять гороскоп Ерундобера, —начал Колька Медведев,—и наткнулся на такую ерунду, что дата его рождения составляет одну из самых страшных его тайн. У меня есть несколько версий.

—А что в ней такого уж страшного?

 

Версия первая (официальная)

—Понимаете, официально считается, что Наполеон родился 15 августа 1869 года в городе Аяччо на Корсике. Но кроме официальной есть еще по меньшей мере пять других, которые находятся в резком противоречии с ней.

—И что из этого следует?

—Да как вы не понимаете?! Ведь это абсолютно разные гороскопы! Если он родился 15 августа, значит он—Лев, Царь зверей, а если 10 февраля—то он Водолей, фантазер и позер. Есть даже карты Таро, на которых приведены символы этих астрологических знаков—Лев изображает Силу и Власть, а Водолей— Умеренность во всем!

 

Версия вторая (сказочная)

—А с чего ты взял, что он родился 10 февраля?

—Из правдивой сказки о Наполеоне «Крошка Цахес по прозванию Циннобер». Смотрите, что пишет об этом Гофман:

«В день святого Лаврентия мальчишке минуло уже три с половиной года, а он—ведь ножки-то у него паучьи —не умеет ни стоять, ни ходить, да к тому же не говорит, как человек, а мурлычет и мяучит, как кошка. Зато жрет этот несчастный ублюдок не меньше восьми¬летнего крепыша, хотя впрок ему ничто не идет. Не дай нам Бог растить и кормить его, себе же только мука и разоренье. Ведь есть и пить этот недомерок будет все больше и больше, а за работу никогда в жизни не примется! Нет, нет, это выше сил человечес¬ких!.. Ах, умереть бы мне... только бы умереть!»

Так причитала его мать Летиция в первой главе сказки, где читатель впервые знакомится с маленьким уродцем Цахесом. Смотрите: «в день святого Лаврентия мальчишке минуло уже три с половиной года». День св. Лаврентия католиками справляется 10 августа, а Успения Богородицы—15 августа. Однако 10 августа мальчишке минуло 3,5 года —это означает, что он родился ровно на полгода раньше, т.е. 10 февраля:

«15 августа 1769 года—в год поражения корсиканцев—в городе Аяччо… родился Наполеон Бонапарт. Впоследствии, а именно в 1814 году, когда Наполеон уже не был нужен Франции, дата его рождения даже оспаривалась Сенатом, ведь ее перенос всего на полгода назад делал императора иностранцем-узурпатором…» .

Вот так. Это значит, в 1814 году Сенат, на основании ПОДЛИННЫХ документов о точной дате рождения Ерундобера, назвал его иностранцем-узурпатором, а сказочник Гофман постарался отразить это в своей сказке тонким полунамеком. Какое же событие произошло между этими двумя датами рождения Наполеона?

8 мая 1769 года в битве при Понте-Нуово корсиканцы потерпели сокрушительное поражение от французов. А английский агент и корсиканский патриот Паскуале Паоли бежал к своим покровителям в Англию.

Итак, если датой рождения Ерундобера считать 10 февраля, на что откровенно намекает Гофман, тогда он —чистопородный итальянец, всю жизнь поддерживавший связь со своей исторической родиной (и именовавший себя ВСЕГДА не иначе, как Император французов и Король итальянский). Если же, как это делают все официальные биографы величайшего полководца, перенести эту дату всего на полгода, когда остров временно был оккупирован французами, то это дает им право называть его французом и, соответственно, делать его как бы законным императором французов. Гораций Верне в своей «Жизни Наполеона» даже описывает событие рождения Наполеона в возвышенно-героических тонах:

«Наполеон Бонапарт родился в Аяччо, на острове Корсика, 15 августа 1769; он был сын Карла Бонапарта и Летиции Рамолино. Если бы в наше время еще верили чудесным предзнаменованиям, то нетрудно бы найти такие из них, которые можно назвать предвестниками этого события. Лас-Каз рассказывает, что мать Наполео-на, женщина мужественная и бодрая духом, которая, будучи им беременна, принимала участие в нескольких сражениях, пошла по случаю праздника Успения к обедне, но вынуждена была поспешно возвратиться домой, и, не успев дойти до спальни, разрешилась от бремени в одной из комнат, устланной древними коврами с изображением героев Илиады: рожденное дитя был Наполеон».

Окруженный древними коврами с изображением героев Илиады Наполеон родился официально во время обедни праздника Успения, но остался без ответа вопрос—а против кого же воевала беременная Наполеоном мадам Бонапарт? Уж не против ли своих будущих соотечественников? По крайней мере сам Наполеон совершенно откровенно пишет о той борьбе англичан и корсиканцев против французского ига, в которой принимала участие его героическая мать:

«Я родился, когда 30.000 французов, ринувшись на берега моей родины, залили престол свободы потоками крови... Крики умирающих, стоны и жалобы обиженных, слезы отчаяния окружали мою колыбель... Я родился, когда умерло мое Отечество!»...

Этими краткими и сильными словами в письме к корсиканскому национальному герою и английскому агенту Паоли, написанном в июне 1789 года, Наполеон определяет исторический момент своего появления на свет. И Ерундобер поклялся затопить потоками крови всю Францию. Но вначале он попытался сделать то же самое со своим умершим Отечеством—во главе французской карательной экспедиции в 1794 г. он потерпел сокрушительное поражение от корсиканцев-патриотов.

Версия третья (благородная) для Жозефины Богарне

Однако тайна рождения Наполеона все равно остается нераскрытой. Сам Наполеон, будучи от природы исключительно правдивым человеком, утверждал, что родился в Париже, причем задолго до своего появления на свет на Корсике, в связи с женитьбой на Жозефине Богарне 5 марта 1796 года:

«Наполеон галантно завысил свой возраст, чтобы уменьшить шестилетний возрастной разрыв между ними. В свидетельстве о браке он назвал местом своего рождения Париж» .

А завысил свой возраст Наполеон ни много, ни мало —на девять лет (т.е. датой своего рождения назвал 1760 г.) И это—уже третья по счету версия рождения Ерундобера.

Версия четвертая (от скопцов)—сын Екатерины Второй

В научной литературе отражена и четвертая версия о том, что Наполеон—никто иной, как незаконный сын Екатерины Второй, родной брат Павла Первого по матери и родной дядя Александра Первого, российского императора. Эта версия особенно любима сектой скопцов, хотя о ней упоминает и академик Тарле:

«Лютое беспокойство овладело верхами дворянства после занятия Москвы Наполеоном, и Александру доносили, что не только среди крестьян идут слухи о свободе, что уже и среди солдат поговаривают, будто Александр сам тайно просил Наполеона войти в Россию и освободить крестьян, потому, очевидно, что сам царь боится помещиков. А в Петербурге уже поговаривали (и за это был даже отдан под суд некий Шебалкин), что Наполеон—сын Екатерины II и идет отнять у Александра свою законную всероссийскую корону…».

—Еще есть версии?

Версия пятая (мифологическая)—сыН`Аполлона

—Есть. Версия пятая и далеко не последняя.

—Мы даже и не думали, что так много. То есть ты хочешь сказать, что не смог составить гороскоп Наполеона, так как просто не знал, какой именно версии следовать?

—Конечно! Если бы их было всего две—можно было бы составить два гороскопа, и посмотреть, какой из них больше подходит. Но в данном случае это абсолютно невозможно, так как придется не только составлять пять, шесть или более гороскопов, но и сопоставлять их будет просто не с чем, так как и все остальные деяния Великого Ерундобера страдают той же «достоверностью» и многовариантностью.

—Тяжело, однако. Но все равно, давай пока пятую версию—а там посмотрим.

—Пятая версия исходит из околомасонских источников, которые совершенно точно никогда не будут открытыми.

—А ты сам-то откуда узнал об этом?

—Однажды в Севилье обрел я древний манускрипт, // В котором сообщалась Тайна Рождения Наполеона… —нараспев и немного подвывая как в фильмах-сказках при произнесении заклинаний проговорил Колька…—Какая вам разница? Все равно мы с вами просто поговорили и разошлись, и вы забыли. Очередная сказочка.

—Расскажи, интересно.

—Вы читали древнегреческие мифы? Помните, как Кронос поедал не закусывая своих детей, и тогда его жена однажды завернула в детские пеленки камень, который проглотил Кронос, а их сына Зевса она спрятала на далеком острове? Так же и Наполеон согласно этой версии был великим героем и полубогом Н-Аполлоном, которого до поры спрятали на далеком затерянном в морях итальянском острове, а потом он вырос, возмужал —и с него начался новый отсчет времени. С его именем связаны огромные преобразования всего мира, которые и создали нашу сегодняшнюю действительность.

—А причем здесь древнегреческие мифы и (иб)н-Аполлон?

—Все реальные события в масонской символике опираются на многочисленные мифы до такой степени, что обычному непосвященному человеку (Профану) бывает трудно отличить одно от другого. Поэтому необходима некая «привязка» мифа к реальности, некий «мостик» между миром тайн и миром обычным. К сожалению, я не знаю, как это делается, поэтому не смогу объяснить связи между мифом о Зевсе и Наполеоном.

—Знаешь-знаешь,—заметил Петя Васечкин.—Уж мы-то точно знаем, что ты знаешь. Давай выкладывай.

—Не, ребят, не могу. Вы все равно не поймете и будете меня считать шизиком. Если я вам расскажу хотя бы крошечную часть того, что мне открыли Звезды, мифы и все такое разное…

—Но ведь древнегреческие мифы—плод народной фантазии очень отдаленного времени за много тысячелетий до Наполеона, а наше время никак не может быть отражено в них и входить составной частью в мифы.

—Так написано в школьных учебниках, но на самом деле это не так. Мифы «дописываются» и сегодня. И для того, чтобы Посвященные могли общаться между собой на огромных расстояниях по всей Земле, они публикуют в специальных изданиях всевозможные мифы и сказки, в которых иносказательно передают друг другу важную информацию. И снова вы ничего не поняли, и снова я ничего не смогу вам объяснить.

—Что за специальные издания?
—Есть такие научные издания, распространяемые по подписке крошечными тиражами среди членов научных клубов и исторических обществ.

Версия шестая (Масонская) Жана-Батиста Переса

Поэтому я не буду вам рассказывать об астрологических мифах, отражающих священные знания древних. Речь идет в шестой версии рождения Наполеона о самых могущественных царях Древности—Меровингах, так как Наполеон был объявлен продолжателем священной династии Меровингов.

—Это первые короли Франции, прозванные «ленивыми»?

—Да, они. Но об этом я не смогу вам коротко рассказать, потому что надо будет написать об этом целую книгу.

—Ладно, давай пока закончим, с нас и так уже хватит. Шесть абсолютно непохожих версий рождения одного человека!

— Я уж не буду упоминать о том, что есть даже такое мнение, что Наполеона вообще не было, то есть это выдуманный исторический персонаж…

—Как это? Что, вообще не было?

—Конечно! (Сы)Н`Аполлона Наполлон был сыном Солнца и Лета-Летиции. Буонапартий означает «благая часть», которую он должен был вырубить под самый корень в Европе. У него было 12 «бессмертных»= маршалов, т.е. Знаков Зодиака или месяцев в году. То есть он был Королем-Солнцем, а его Луной—Жозефина Богарне. Он был одним из семи детей-планет, и на него распространяли Легенду о седьмом сыне…

—А что это за легенда?

—Легенда о семи братьях, гласящей, что в семье, насчитывающей семь детей, один из них обладает сверхъестественной силой, и его имя будет прославлено в веках. Интересно в связи с этим сопоставление семейки Буонапартов с планетами: сам Наполлон—это, понятное дело, Солнце. Сестра Полина—Луна. Самый долгожитель—младшенький Жером—Нептун. И так далее.

—Слушай, а ведь к нему подходит также и определение «Сын Вдовы», т.к. он почти не знал отца.

—Все правильно. Оказалось, что к нему подходит вообще вся масонская символика, поэтому он и стал человеком-символом. Седьмым Сыном Вдовы, Избранником Святого Маркуля, Мессией или Царем-Назореем… Всего и не перечислишь.

Мне поэтому и стало интересно исследовать его гороскоп, чтобы там, на Небе, увидеть Тайны, нашедшие свои отражения на грешной Земле…

—А тут такая фигня, да? Непонятно, какой гороскоп составлять.

—Видите? Теперь-то вы меня понимаете, почему Великая Тайна Крошки Цахеса не может быть раскрыта? А может, это просто мистификация? Может, прав Жан-Батист Перес, что и не было никакого Н`аполлона, сына Солнца, Царя-Назорея и Сына Вдовы? Загрузили когда-то бедного сироту из приюта кучей всяких регалий, сделали Царем Грааля и величайшим полководцем мира, а на самом деле это была просто мистификация, мираж.

—Ну а кто это сделал-то? В чьей власти было создавать такие миражи, делать бедного сироту Царем Грааля? Ведь это круто, однако!

—Приоры Сиона и даже выше…

Глава 6. Несостоявшаяся женитьба (Коломбина и Пьеро у Гоголя и Верне)

Первоверховный Закон Аналогии

«Халдеяне, уподобляя вещи земные вещам Небесным и Небо —низшему миру, видели в этой взаимной симпатии (сочувствии) частей Вселенной, разделенной по их положению, но не по самому их существу, гармонию, которая их соединяет подобно музыкальному аккорду»

Филон Александрийский

 

«Как вверху, так и внизу;

Как внизу, так и вверху;

Тот переходит от смерти к смерти,

Кто находит здесь малейшую тень

Разнствования»

Катха-Упанишада

 

Все, что писал Гоголь, было выдумкой до последнего слова, но то, что писал Верне—было, конечно же, чистой правдой. Поэтому никому и никогда не приходило в голову сравнивать эти два произведения—«Жизнь Наполеона» Горация Верне с «Мертвыми душами» Гоголя. Однако, уж не знаю почему, но последняя глава «Мертвых душ» прямо перекликается с Верне, и Закон Аналогии прекрасно применим к этим двум произведениям.

Родословная Ерундобера

Вот, например, как описывает «древнюю» дворянскую родословную Чичикова Гоголь:

«Темно и скромно происхождение нашего героя. Родители были дворяне, но столбовые или личные —бог ведает; лицом он на них не походил: по крайней мере родственница, бывшая при его рождении, низенькая, коротенькая женщина, которых обыкновенно называют пигалицами, взявши в руки ребенка, вскрикнула: «Совсем вышел не такой, как я думала! Ему бы следовало пойти в бабку с матерней стороны, что было бы и лучше, а он родился просто, как говорит пословица: ни в мать, ни в отца, а в проезжего молодца».

А вот описание того же предмета у Верне:

«Во время консульства Наполеона и перед самым восстановлением во Франции монархического правления некоторые писатели, основываясь на неоспоримом дворянском происхождении фамилии Бонапарта, вздумали было сочинить для будущего императора княжескую родословную и отыскать ему предков между древними государями Севера. Но воин, который чувствовал, что в нем одном заключаются все судьбы французской революции, и помнил, что при владычестве совершенного равенства одними личными заслугами дошел от низших воинских чинов до верховной власти, объявил, что дворянское достоинство его основано на одних заслугах, оказанных им отечеству, и что благородство его начинается с Монтенотской битвы».

Не правда ли, сходство налицо, только в одном случае безродству Наполеона придается героическо- патетический характер, а в другом —иронично- уничижительный? Аналогичным образом описывается у Гоголя беспросветно бедное детство Наполеона, и определение его в казенное учебное заведение, и трогательное расставание и наставление отца, после чего они больше не встречались из-за ранней смерти родителя.

Ложное сватовство

Но наиболее интересно сопоставление описания первого сватовства Наполеона у тех же двух авторов. На этот раз лучше начать с Верне:

«Будучи отправлен в Валанс, где на то время была расположена часть его полка, Наполеон вошел в круг лучшего тамошнего общества; особенно хорошо был он принят в доме госпожи Коломбие, женщины высоких достоинств, которая была, так сказать, законодательницею валанского высшего круга. Здесь познакомился он с господином Монталиве, которого впоследствии сделал своим министром внутренних дел. У госпожи Коломбие была дочь; она-то внушила Наполеону первые чувства любви и сама разделяла эту нежную и невинную склонность, предметом которой была. Влюбленные назначали себе свидания, но,—по словам Наполеона,—все их блаженство ограничивалось тем, что они вместе лакомились вишнями.

О браке не было и речи. Мать девицы Коломбие, сколько, впрочем, ни уважала и ни любила молодого подпоручика, а вовсе не помышляла выдавать за него дочь, как после многие утверждали. Зато она в разговорах часто предсказывала ему его высокое назначение, что повторила даже в свою предсмертную минуту; она умерла при самом начале французской революции, и пророчество ее не замедлило сбыться. Однако же ни любовь, ни знакомства не мешали Наполеону продолжать своих ученых занятий и предаваться исследованию самых трудных задач по части общественного устройства».

А вот как то же событие описано у Гоголя:

«Наконец он пронюхал его домашнюю, семейственную жизнь, узнал, что у него была зрелая дочь, с лицом, тоже похожим на то, как будто бы на нем происходила по ночам молотьба гороху. С этой-то стороны придумал он навести приступ. Узнал, в какую церковь приходила она по воскресным дням, становился всякий раз насупротив ее, чисто одетый, накрахмаливши сильно манишку —и дело возымело успех: пошатнулся суровый повытчик и зазвал его на чай! И в канцелярии не успели оглянуться, как устроилось дело так, что Чичиков переехал к нему в дом, сделался нужным и необходимым человеком, закупал и муку и сахар, с дочерью обращался как с невестой, повытчика звал папенькой, целовал его в руку; все положили в палате, что в конце февраля перед великим постом будет свадьба. Суровый повытчик стал даже хлопотать за него у начальства, и чрез несколько времени Чичиков сам сел повытчиком на одно открывшееся вакантное место. В этом, казалось, и заключалась главная цель связей его со старым повытчиком, потому что тут же сундук свой он отправил секретно домой и на другой день очутился уже на другой квартире. Повытчика перестал звать папенькой и не целовал больше его руки, а о свадьбе так дело и замялось, как будто вовсе ничего не происходило. Однако же, встречаясь с ним, он всякий раз ласково жал ему руку и приглашал его на чай, так что старый повытчик, несмотря на вечную неподвижность и черствое равнодушие, всякий раз встряхивал головою и произносил себе под нос: «Надул, надул, чертов сын!»

Увлекательное, знаете ли, милостивые государи, я вам скажу, занятие—перечитывание историй великих сказочников в компании с Верне и другими Фукидидами —официальными биографами Наполеона! Столько открывается новых подробностей из жизни великого авантюриста (Булгаков в своей неоконченной повести «Похождения Чичикова» , правда, назвал Чичикова мошенником—но да дело-то не в том, как назвать), столько захватывающих сюжетов, могущих составить славу и величие любому начинающему писателю—но Гоголь, со свойственной ему скромностию, поместил почему-то сии великолепные образчики живости и изворотливости ума своего главного героя Чичикова в самый конец своего повествования. И все же мы в состоянии произвести с жизнеописанием Чичикова все необходимые подмены и подстановки и раскрыть иносказания, и, наконец, увидеть то, что занимало сказочников и литераторов и весь XIX век: КАК безродный, ничем особенно не выделявшийся уродец сумел так перевернуть историю Европы, что составил в этой истории целую эпоху и затмил своей славой величайших героев Древности—Александра Македонского, Ганнибала и др.?

И вот царственный и Первоверховный Закон Аналогии вступает в силу в странном и причудливом мире Ерундобера. С одной стороны—орлиный взор, могучий торс и гордо поднятая голова… на памятниках уродцу, с другой—сам протитип, жалкий уродец, с трудом влачащий свое несуразное тело на паучьих ножках. Кому верить? А, между тем, речь идет об одном и том же предмете, и где здесь тогда Закон Аналогии, где Закон Соответствия?

Даже трогательно-возвышенное описание расставания навеки отца с сыном с произнесением обязательного отцовского наставления, которое в устах других писателей звучит как религиозный завет, у Гоголя крайне приземленно:

«При расставании слез не было пролито из родительских глаз; дана была полтина меди на расход и лакомства и, что гораздо важнее, умное наставление: «Смотри же, Павлуша, учись, не дури и не повесничай, а больше всего угождай учителям и начальникам. Коли будешь угождать начальнику, то, хоть и в науке не успеешь и таланту бог не дал, все пойдешь в ход и всех опередишь. С товарищами не водись, они тебя добру не научат; а если уж пошло на то, так водись с теми, которые побогаче, чтобы при случае могли быть тебе полезными. Не угощай и не потчевай никого, а веди себя лучше так, чтобы тебя угощали, а больше всего береги и копи копейку: эта вещь надежнее всего на свете. Товарищ или приятель тебя надует и в беде первый тебя выдаст, а копейка не выдаст, в какой бы беде ты ни был. Все сделаешь и все прошибешь на свете Копейкой »

И этот образ—не преувеличение, к которым был так склонен ранний Гоголь! Он прямо списан с реальных поступков и высказываний Чичикова—простите, Наполеона,—например, таких:

«XXII. Заурядный человек домогается общества вельмож не ради них самих, но ради их власти, а те принимают его из тщеславия или по мере надобности» …

«XXXIX. Самое верное средство остаться бедным—быть честным человеком»…

«CLXV. Самое важное в политике—следовать своей цели: средства ничего не значат»…

«CCCLXXXV. То, что называется естественным законом—всего лишь закон выгоды и разума» .

Но сии образчики рассуждений Великого Чичикова-Ерундобера были подробно исследованы следующим за Гоголем писателем—Достоевским, посвятившим Наполеону роман «Преступление и Наказание». Раскольников-Наполеон очень много рассуждает на темы морали, толпы, права на Преступление и т.д., продолжая и развивая темы узника св.Елены, своего прототипа. Действиительно, а почему убийство одной никому ненужной старухи-процентщицы считается преступлением, в то время как намеренное убийство миллионов здоровых полноценных талантливых людей—наоборот, возвеличивается и преподносится как геройство?

Глава 7. «Московский Набег» Ерундобера глазами московских школьников

«…только два русские мужика… сделали кое-какие замечания, относившиеся, впрочем, более к экипажу, чем к сидевшему в нем. «Вишь ты,— сказал один другому,—вон какое колесо! что ты думаешь, доедет то колесо, если б случилось, в Москву или не доедет?»—«Доедет»,— отвечал другой. «А в Казань-то, я думаю, не доедет?»—«В Казань не доедет»,— отвечал другой. Этим разговор и кончился…»

(«Мертвые души», начало 1й гл.)

 

Краткость—сестра таланта. А сверхкраткость—мать гениальности. Но Московский набег Ерундобера был самым быстротечным за всю историю человечества, отчего Маленького Капрала и называли сверхгениальным полководцем. За считанные месяцы он умудрился потерять все, чего добивался долгие годы. Его посещение Москвы трудно назвать «Нашествием»—скорее к нему подходит другое слово—«Набег», и многие загадки его «московского набега» 1812 года так и остаются неразгаданными. За невероятно короткий срок от Москвы не осталось практически камня на камне, но именно это обстоятельство не имеет никакого отношения к «набегу», т.к. было сделано по приказу Кутузова солдатами регулярной русской армии. С другой стороны, древняя столица никогда больше не смогла вернуть своей патриархальности и неторопливости, а Ерундобер— покорности своих вассалов и «союзников», и поэтому их обоих—Москву и Ерундобера—скорее можно считать жертвами ерундоберского набега, нежели наоборот.

Сверхгениальный в своей сверхлаконичности Ерун-добер был даже избран Михаилом Булгаковым в качестве того персонажа, вызывание духа которого могло бы помочь ему сократить до наполеоновских сроков пребывание в Москве (и вообще в России) ненавистных писателю большевиков:

«—Дух императора, скажи, сколько времени еще будут у власти большевики?

—А-а!.. Это интересно! Тише!.. Считайте!.. Та-ак, та-ак,—застучал Наполеон, припадая на одну ножку (стола).

—Те... эр... и... три... ме-ся-ца!

—А-а!!

—Слава богу! —вскричала невеста. —Я их так ненавижу!

—Тсс! Что вы?!

—Да никого нет!

—Кто их свергнет? Дух, скажи!..»

Но даже дух сверхгениального Наполеона не помог спиритам-антибольшевикам: большевики продержались в Москве больше трех месяцев, т.е. больше, чем даже сам Наполеон, а самих спиритов арестовали за контрреволюцию.

Так что же произошло в тот самый злосчастный 1812й год, когда из Повелителя Европы, сделавшегося Бессмертным Царем Грааля благодаря своей Страшной Тайне, Наполеон превратился в гонимого людьми и судьбой Крошку Цахеса, нашедшего свою смерть на дне ночного горшка? Ребята сидели в школьном садике и размышляли. Высказывались настолько разные и противоречивые суждения, что со стороны можно было подумать, что речь идет о высадке десанта марсиан, а не о прекрасно документированном и описанном в сотнях тысяч монографий историческом событии. Слово взял Петя Васечкин.

—Мы тут подумали с Васькой Петечкиным, что, может, для начала разберемся с хронологией набега?

—Чего тут разбираться? За два месяца добежал до Москвы, да и застрял в ней.

—Вот-вот, я именно об этих двух месяцах и говорю. Давайте разберемся, куда и как он бежал.

—Кому это нужно?

—Я думаю, будет легче понять, чего он искал в Москве.

—А он сам-то знал, что он там искал?

—Не уверен. Поэтому и надо разобраться.

—Ребята! Я знаю!—закричал «прохфессор»—он там искал золото!

—Да ну тебя, Распупыр—все отмахнулись от него.

—Ребята, тише, давайте посмотрим на самое начало войны. Вся русская армия сосредоточена у границы с Пруссией. Зачем?

— Так Александр собирался ведь сам первый начать войну!

— Красиво, но есть и другая версия. Русские должны были соединиться с разноязычной и разношерстной бандой «одиннадцати языков» Наполеона и перейти под его личное командование, став тем самым главным «двенадцатым языком».

— Наверняка есть и другие версии, но ты лучше расскажи тогда, как, по твоей логике, развивались события дальше?

— 24 июня, когда в Каунасе появились первые европейские солдаты, «одиннадцать языков», Александр был в 100 км от него в Вильно, где он находился уже почти 2 месяца с конца апреля, поджидая своего «любимого» дядю, так?

— Ну, так.

— Наполеон назначил племяннику встречу в Вильно, тот должен был сдать командование русскими частями дяде—а стоящие на границе русские войска соединились бы с европейскими и вместе махнули бы на юга в Турцию и Индию.

— Предположим, так. Что же было дальше?

— А дальше Наполеон почти три недели напрасно просидел в Вильно в ожидании племянника, хотя тот находился всего в трех днях перехода от Вильно. Племянник сбежал от дяди, но не в столицу, а опять-таки неподалеку. Свидание не состоялось. Понимаете, вне рассмотрения историков всегда остаются эти три неде-ли в Вильно—чего Наполеон ждал? Началась как бы война, надо как можно быстрее маневрировать и наступать—а здесь три недели простоя! Причина одна—племянник его «кинул»! Была одна маленькая деталь, на которую почти не обращают внимания: Александр снял с себя полномочия главнокомандующего русской армией. Но он ДОЛЖЕН был это сделать в пользу Императора Священной Римской Империи Крошки Цахеса—а назначил временно главнокомандующим генерала-от-инфантерии Барклая-де-Толли! Наполеон так страстно хотел встретиться с ним с глазу на глаз, объясниться, пожурить. Что за непослушание, почему не продвигается мамкин «греческий проект»?!

Смотрите, вот расположение всех его войск в течение первых трех недель: даже на схеме видна растерянность итальянского Короля из-за непослушания племянника. Итальянский Король все еще считает себя хозяином положения и все еще надеется на осуществление проектов своей матери и бабушки Александра. Но войска-то также стоят на одном месте и ждут… Чего?!

Затем у него начало нарастать нетерпение и раздражение, и он отдает приказ «освободить Литву» между Двиной и Днепром, все еще в рамках «греческого проекта». В течение трех недель продолжались тараканьи бега по территории бывшей Польши и Великого Княжества Литовского двунадесяти языков—австрийцев, вестфальцев, русских, пруссаков и прочих. Александр побежал к Витебску—за ним вдогонку бросился дядя, тот—в Смоленск, и дядя туда же.

Мой дядя самых честных правил

Когда не в шутку занемог—

Он уважать себя заставил—

И лучше выдумать не мог.

Как точно отразил поэт отношения дяди-Наполеона с «любимым» племяшей! И все же веселее всех было казакам. Они грабили всех подряд—всех наемников двунадесяти языков, потому что различить кто есть кто было очень сложно: форма одинаковая, офицеры не знают русского, а бубнят на басурманских наречиях, и все эти игры близких родственников, называемых странным словом politique… И весело было виленским евреям, наживавшимся тоже на всех двенадцати языках.

Пруссаки под командованием самого неудачливого из всех французских маршалов—Макдональда— перейдя Неман ушли на север и остановились под Ригой. Там они простояли до конца войны, после чего благополучно и в полном составе вернулись в Кенигсберг и заявили о союзнических чувствах к русским. Австрийцы слегка выдвинулись с юга и также простояли на одном месте всю войну, вернувшись без потерь как союзники России. Вестфальский корпус Жерома сунулся было в Россию, но, увидев всю эту тоску, убежал обратно. Корпуса Удино и Виктора прикрывали фланги, Рейнье квартировался в польской части Пруссии в Варшаве. Что же оставалось у Наполеона?

100 000 поляков—100% «мертвых душ»

Могучие Неаполитанцы Мюрата

Неистребимые португальцы

Неистовые гишпанцы

И прочая, и прочая, и прочая…

— Ерунду ты говоришь! Ты что, насмехаешься над огромной армией, которую Наполеон двинул от Смоленска до Москвы?!

— Огромной?! Армией?! Банда какая-то!

—Рагаццы , я предлагаю обсудить специально тему «Численность «Великой Армии»» отдельно, —а пока вернемся к «московскому набегу». Помните в «Мертвых душах»—до Москвы еще дойдет, а до Казани точно не дойдет. Это важное замечание Гоголя о слабосильности Великой Армии—они даже идти после Москвы не смогут. До Москвы еще как-то добредут, чтобы лже-Романовы смогли сделать свое черное дело и спалить Москву, но уж дальше-то они точно будут не в состоянии топать по плану Павла.

— А что за план Павла?

— Да поход в Индию.

— Какой поход в Индию? Ты что, хочешь сказать, что не Наполеон готовил поход в Индию, а Павел?

— Конечно. Вот, слушайте приказ Павла Первого Атаману Войска Донского: «Англичане приготовляются сделать нападение фло¬том и войском на меня и на союзников моих <...>. Нужно их самих атаковать и там, где удар им может быть чувствителен и где меньше ожидают. Заведения их в Индии—самое лучшее для сего. От нас ходу до Индии <...> месяца четыре <...>. При¬готовьте все к походу <...>; все богатство Индии будет вам за сию экспедицию наградою <...>. Карты мои идут только до Хи¬вы и до Амударьи реки, а далее ваше уже дело достать сведения до заведений английских и до народов индейских, им подвласт¬ных»

—Значит, Наполеон готовил лишь дипломатическую подготовку присоединения Индии к себе! Наши донские казаки должны были вышибить оттуда англичан и получить все богатства Индии себе в награду. А потом чисто политически Франция присвоила бы Индию себе.

— Как это? Объясни. Я ничего не понимаю,—Васька Петечкин мотал головой.

— Вот, смотри, читаем Тарле: «…Но тогда, в самом начале похода ( 1812 г.), между Дрезденом и переходом через Неман, он явно обращался мыслью к любимому предмету своих мечтаний—к Востоку, к завоеванию Индии, к тем планам, от которых он отказался 20 мая 1799 г., когда приказал своей армии снять осаду с крепости Акр и идти из Сирии обратно в Египет: «Александр Македонский достиг Ганга, отправившись от такого же далекого пункта, как Москва... Предположите, что Москва взята, Россия повержена, царь помирился или погиб при каком-нибудь дворцовом заговоре, и скажите мне, разве невозможен тогда доступ к Гангу для армии французов и вспомогательных войск, а Ганга достаточно коснуться французской шпагой, чтобы обрушилось это здание меркантильного величия» (Англии).

Так говорил он Нарбонну, одному из приближенных, с которым иногда беседовал довольно откровенно. Этому свидетельству можно поверить, если от мемуарной литературы обратиться к бесспорным документам. Редко когда дипломатическая деятельность Наполеона в Турции, в Персии, в Египте была такой кипучей, как именно в 1811-1812 гг. Именно в эти годы по Сирии, по Египту разъезжал с официальной миссией и тайными поручениями Наполеона французский консул Нерсиа, который должен был произвести нужные разведки для будущей новой французской экспедиции в эти места. Из Египта и Сирии тоже должно было в свое время начаться подсобное движение к Индии, то движение, которое оборвалось под Акром в 1799 г. Интересно отметить, что из Дрездена Наполеон послал в Вильну к Александру, будто бы для последней попытки сохранить мир, того самого графа Нарбонна, с которым делился мыслями о походе на Индию после предполагаемой победы над Россией (Евг.Тарле, «Нашествие», гл.«из Москвы—к Гангу»)».

Донские казаки должны были разбить англичан в открытом бою, а уж потом Наполеон своими дипломатическими миссиями политически привязал бы Индию к Франции. Опять непонятно?

—Вот теперь понятно.

—Так что Павловские идеи, весьма, кстати, конкретные и осуществимые, у Наполеона приобрели черты преувеличенные и невероятные. Поэтому и подтрунивал Гоголь над Чичиковым, что он не доехал бы в таком экипаже даже до Москвы, не говоря уж о Казани. Больно экипаж был расхлябанный и дорога ухабистая. А Наполеон в это время готовил покушение на своего союзника -племянника Манилова-Александра Первого, как он сам об этом открыто говорил.

—Наполеоновская Меркаба была слишком расхлябанной? И дорога ухабистая—и вдали на горизонте страшная гроза… Колесница медленно едет по ровному полю, по которому разбросаны тела убитых,—вдруг задумчиво произнес Колька Медведев, глядя куда-то вдаль.

—Колька, ты о чем? Какие тела убитых? Какое поле?

—Вот и я о том же—не было убитых, и потому Победитель вовсе не тот, кто считал себя таковым—а он обычный Лузэр или даже Музер. Неужели все дело в его Колеснице?

—Что такое Колесница?

—Колесница или Меркаба —ключевое понятие в Каббале. Через нее происходит связь Человека с мирами Высшим, Божественным, Срединным, нашим и Низшим, Преисподним. А у Ерундобера она была слишком расхлябанной… Поэтому он и Лузэр.

Каждый Человек—потен-цииальный Победитель, и как таковой имеет свою Колесницу Победителя. Когда-то его Дух сошел в Материальный План, чтобы оживить Материю и сотворить Великое Украшение (Космос) в этом низшем мире—но, сохраняя двойственность в самом себе и имея в себе помимо материальной еще и божественную часть, Человек может вновь вернуться в Бесконечный Свет на своей огненной Колеснице Победителя. Надо лишь вновь обрести ее.

—Колька, расскажи подробнее о Колеснице.

—Впервые образ огненной Колесницы увидел праотец Авраам, как об этом написано в «Блистании (или Сиянии) Царей» (Кебре Негест) в 13й главе:

«И тогда явилась ему

Колесница огнем пылавшая,

И Авраам испугался

И пал лицом своим наземь».

Тайна Колесницы—это тайна подножия Трона Божия, или Тайна Сияния,—того Сияния, которое еще называют Горой Сионом. На этой Горе Сион=Горе Сияния Бога выстроен Иерусалим, а в Иерусалиме—Храм Сияния=Премудрости, и в Святом Святых—Ковчег Завета или Сияния, Матерь Сионская. Все люди стремятся познать Бога, но все завоеватели при этом стремятся лишь к материальному обладанию Храмом Премудрости как богатством и Ковчегом Завета, дающим полную власть над всем миром, забывая о главном—о духовном.

Вы наверняка видели Древо Сефирот. Так вот, движение от одной сефиры к другой происходит благодаря Колеснице. Колесница, она же Ковчег-Корабль (по-арабски—корабль «Меркаба») содержит в себе Небесный Камень.

—Тогда расскажи о Меркабе и Небесном Камне, а то вообще ничего не понятно.

—Во время переселений или обычных миграций огромных племенных союзов на Востоке во главе караванов, насчитывавших иногда десятки и даже сотни тысяч людей, верблюдов, лошадей, ослов—так вот, во главе таких караванов всегда двигался самый мощный и красивый верблюд, на котором находилось особое сооружение—закрытый со всех сторон паланкин с Небесным Камнем. Эти камни, упавшие с неба, почитались священными у арабов, и паланкин был как бы передвижным алтарем божницы. Ученые считают Небесные Камни метеоритами. Святыню называли Абу-Зур—«отцом времен».

—Слушай, а черный камень Каабы в Мекке как-то связан с Меркабой?

—Да, один из таких камней Мохаммед замуровал, и тем самым постарался поставить свой племенной союз выше других. То есть не возить его с собой на верблюде, а заставить других приезжать на поклонение Камню.

—То есть ты считаешь, что камень в Мекке—это один из почитаемых арабами Небесных Камней?

—Кстати, ребята, я был в Равенне, столице Священной Римской Империи, которая просуществовала аж до 1805 года, когда Крошка Цахес объявил себя Римским Императором, а сама Священная Римская Империя вдруг стала называться Австрией—так вот, в Равенне в главном кафедральном соборе св. Виталия также находится вмурованный Черный Камень, что свидетельствует о весьма распространенном обычае вмуровывать метеориты в стены божниц не только у арабов.

—Очень интересное замечание, спасибо, Петь. Я продолжу? Итак, все племя двигалось вслед за своей святыней. И потому было легко привести в подчинение племя фанатов—просто отбить этого верблюда с паланкином Меркабой-кораблем и все. Другое дело, что все мужчины племени, не жалея жизни бросались спасать свою святыню, но все равно любая битва в итоге сводилась лишь к обладанию Меркабой-Кораблем.

— А причем здесь Крошка Цахес?

—Понимаете, по законам войны все равно для управления своей армией ему необходимо было чем-то сплачивать ее, некая мифическая Меркаба что ли.

—Так ведь он командовал наемниками—а у них на уме только деньги, мародерство и насилия. Как у всех военных. Вот и весь цемент. И Меркаба не при чем.

—И да, и нет. Все равно нужна какая-то идея. Давайте просто будем называть эту идею ерундоберской Меркабой. Тогда будет понятнее.

—То есть неважно что назвать святыней—главное, что вокруг идеи-святыни сплотятся военные мужики-мародеры, так что ли? Для одних военных—деньги главное, для других—возможность похулиганить, поубивать, помародерствовать. У каждого свои «святыни».

—Ну да, и эти их «святыни»—это их Меркабы. Во время боя в паланкин к камню сажали самую красивую девушку племени или даже дочь самого шейха, религиозного вождя племени или союза племен—и она обнажала свои груди и так сидела на протяжении всего боя для возбуждения мужества у воинов.

—А зачем она это делала?

—Не знаю, такой обычай. Правда, иногда она была закрыта со всех сторон в паланкине и ее никто не видел. Но в случае поражения победитель отрубал переднюю ногу верблюду, тот падал, и при падении всего сооружения с такой высоты девушка обычно тоже погибала. Если же она оставалась живой, то сама протыкала себя кинжалом. Падение верблюда—поражение всего племени. Поэтому воины-защитники были прикованы к верблюду, чтобы они не могли убежать и бились насмерть.

—Слушай, я понял! Мохаммед для того и замуровал свой камень, чтобы никто не смог его отнять! Он ведь однажды проиграл и потерял свой камень, поэтому решил перенять европейский опыт и замуровать свой новый камень в стену в Куббе.

—А можно я о другом спрошу? Например, в битве одно племя с Меркабой явно сильнее нападающих—зато у тех есть фанат-смертник, и он делает вид, что он заодно с обороняющимися—а на самом деле подкрадывается и резко отрубает ногу верблюду! И тогда как?

—Весь Восток воспевает храбрость юноши Джидуа, который был возлюбленным девушки в паланкине- Меркабе. Эдакий восточный вариант Ромео и Джульетты, трагической любви между обреченными на гибель двух прекрасных молодых людей. Юноша прокрадывается к верблюду и отрубает ему ногу, зная, что в паланкине сидит его возлюбленная. Паланкин падает—и на глазах девушки воины ее племени убивают ее возлюбленного, а она протыкает себя кинжалом…

—Красиво.

—Круто! И что, более слабое племя юноши побеждает, становится обладателем Меркабы и получает власть над могучим племенем девушки?

—Да. Теперь уже понятнее, что такое Меркаба-Колесница-Корабль, в котором находится Небесный Камень-метеорит или Кубба?

—Почти Кааба…

—Да, именно так. Это главная святыня—Небесный Камень—идущий впереди племени в особом паланкине с прекрасной девушкой с обнаженными грудями.

—Слушай, а если не было метеорита, то что они тогда туда клали?

—Что может заменить Небесный Камень? Ладно, раз вы все равно не знаете —Небесный Камень был Словом Божиим. Помните каменные скрижали, которые получил Моисей на горе Синай? То есть он просто нашел метеорит=Небесный Камень, а прожилки на камне напоминали письмена, которые он якобы умел читать и толковать. Отсюда аналогом или заменой Небесного Камня могла быть любая книга, почитаемая как Священное Писание—у христиан Вульгата Эразма-Эзры, у мохамеддан—Коран. И вместо Небесного Камня Куббы многие племена в паланкин на верблюде и девушкой с обнаженными грудями клали свое Священное Писание. И во многих случаях вовсе не Коран, не Тору и не Вульгату, а что-то совсем другое. Например, Хадисат с Билуятом.

—А по-русски можно перевести?

—Конечно. Это древние «Новый Завет» и «Ветхий Завет» на геэзе, священном языке Индийского Царства.

—А Библию, которую у нас на каждом углу продают —это разве что-то другое?

—А у нас торгуют Вульгатой, якобы переведенной Эразмом Роттердамским под именем царя Эзры трудов несуществовавшего Блаженного Иеронима со львами.

—Хорошо, а что лежало тогда в Меркабе у Крошки Цахеса? Что придавало мужество всем его воинам и вселяло в них дух войны? Артикулы к Комеди Франсэз?

—Какое мужество?! Да глядя на Крошку Цахеса у всех на глаза наворачивались слезы от его уродства или от смеха. Не было у него никакой Меркабы. Вот почему я и говорил, что он—Лузер.

—Теперь понятно, а то Меркаба, Меркаба… Раз не было—значит, не было. Тогда зачем же толпы мужиков и, главное, баб поперлись за этим уродом за тыщи верст?

—Говорю же я, за золотом—вдруг снова прорезался Распупыркин.

—Тебе голоса пока не давали—осадил его Вовочка. —Слушай, Кольк, вот почему на поле на карте Таро изображаются убитые. Это разрушенные мечты и стремления. Меркаба едет прямо навстречу грозе—новым свершениям. Мне нравится этот образ. А Крошка Цахес всегда только проклинал погоду. Значит, он был не в ладу с ней—да и с самим собой. Может, мы тогда набросаем с тобой чисто для себя схемку такую небольшую— движение Меркабы Цахеса по Древу Сефирот? Мне кажется, будет что-то интересное.

—Давай. Я, правда, уже кое-что набросал—потом тебе расскажу.

—А нам покажете?

—Если это кого-нибудь заинтересует. Вы, например, хоть знаете, что такое Древо Сефирот?

—Приблизительно. Так ты нам и расскажешь о нем заодно поподробнее.

—Слишком долго придется рассказывать. Ведь придется рассказывать и о Тропинках на Древе Сефирот —о Видимых и Невидимых…

—Там на Невидимых Тропинках

Следы невиданных зверей…

—Приблизительно. И по невидимым Тропинкам Древа Сефирот движется Меркаба Цахеса с его Куббой. Сильной рукой Ерундобер направляет ее напрямки вниз от Силы к Царству дорогой служения тамплиерам (пажей пентаклей). А в Меркабе сидит прекрасногрудая девица-Ника и ведет его от одной победы к другой.

—А Делакруа тоже, получается, нарисовал Меркабу Французской Революции с голыми сиськами?

—Получается, так. Он вовсе не блудницу рисовал. И памятник на мамаевом кургане—Родина-Мать с голыми сиськами с мечом в руках—Священным Писанием и Чашей огня! Все вместе—Братская могила павших воинов. Символизм уже понятнее и ближе.

—Ребята, время—просто ужас как поздно. Пора по домам—неожиданно спохватился Вовка.

Наступившая темнота подтвердила сказанное Вовкой, и волей-неволей ребятам пришлось разойтись по домам, где их родители уже начинали волноваться.

Глава 8. Беседа Палпалыча с Вовкой («Город есть на Востоке…»)

Город есть на Востоке, зовется он Уром Халдейским,

Праведной жизни народ происходит оттуда, те люди

Мыслили здраво всегда и много благого творили…

«Книги Сивилл», песнь третья, стихи 218-220

 

Окрепшие отношения Директора и Ищущего свой Путь на Земле Ученика однажды привели к беседе, которая надолго осталась у Вовки в памяти. Не было необходимости считать минуты до звонка и придумывать отговорки для училок—их беседа состоялась вне учебного процесса в прекрасном школьном саду во дворе школы, где они остались одни в разгар летних каникул и сидели так до темноты. Беседа была неторопливой, прерываемая долгими паузами, когда оба собеседника задумчиво устремляли свой ум в Непознанное и наслаждались тишиной летнего вечера.

—Палпалыч, я совершенно запутался уже в том, о каком Иерусалиме идет речь в разных традициях…

—Не в разных, а только в авраамических. Ты помнишь главный город Авраама? Откуда он был призван и где он заключил свой Завет с Богом?

—Ур Халдейский?

—Да, Ур или Ор или даже Ер. А название Ер-Шалом сложено соответственно из двух слов—Ур и Шалом (приветствие наподобие «мир вам»).

—То есть, «Покой или Мир Ура», так?

—Приблизительно. Как родоначальник Израиля Авраам утвердил «Покой Ура» в центре областей, которые стали наследием Израиля, и в дальнейшем, по мере продвижения и завоевания авраамитами новых областей Ур-Шалом двигался вместе с Центром Мира, куда себя поставил Израиль как наследник веры Авраама.

—Значит, Израиль Авраама—это Центр Мира, а Ур-Шалом—это середина Центра Мира, Пуп Земли?

—Да. Первый Ур-Шалом построил Назорей-Царь или Священный Царь=Мельхиседек, сын старшего брата Ноя Нира. Ему и уплатил первую десятину на Земле Авраам. А потом Авраам сам захотел собирать десятины с других и построил свой, авраамический, Ур-Шалом.

—Но ведь он не сидел на одном месте!

—Поэтому Ур-Шалом тоже передвигался, все время находясь в центре Израиля как Земли Обетованной авраамитов-израильтян или Ойкумены. Причем он передвигался вместе с Ковчегом Завета=Горой Сионом.

—Значит, Ойкуменой, Землей Обетованной или освоенной, заселенной «людьми» называли только те земли, которые жили по законам, установленным Авраамом и платящие ему десятину? А вне освоенных земель, вне Ойкумены жили не-люди, потому что они не знали Закона Бога Авраама и не платили ему десятину?

—Да, и авраамиты начали войну с сынами Мельхиседека=Назореем-Царем, сына старшего брата Ноя Нира. Так началась Вселенская «Великая Битва», Махабхарата. По всей вероятности авраамитам удалось выкрасть Ковчег Завета, с помощью которого они начали побеждать. Они носили его с собой, Огненную Колесницу, в Меркабе «Владыки Времени», и то место, где останавливалась Колесница, называли «Мир Божий»=Ер- Шалом или Горой Сионской. Наконец, была достигнута точка, где Ер-Шалаим утвердился навсегда, действительный Центр Мира на пересечении важнейших Осей Мира, куда все сходилось. На этом месте Ковчег Завета или Гора Сион остановился, и ему воздвигли величайший непревзойденный Храм в мире—Храм Истинного Бога или Храм Премудрости, ставший Горой Сионом.

—Здорово, Палпалыч!

—Не зря ведь вы называете меня «Северным Сиянием», или «Сиянием Севера», так?

—Что Вы имеете в виду?

—Да в-общем-то ничего. Называете, значит, называете. А каким, по-твоему, должен был быть Иерусалим как Центр Мира, как Пуп Земли?

—Ужасно красивым, богатым, собранием всего, что есть в мире прекрасного и священного. Действительно Центром Мира.

—Соображаешь правильно. Тогда давай продолжим наши фантазии.

—Давайте.

—А может, он должен отражать тот мир, центром которого он является?

—Быть как бы географической картой, уменьшенной копией с достопримечательностями? Землей Обетованной или Ойкуменой в миниатюре?

—Продолжай, продолжай. Ты мыслишь в правильном направлении.

—Там должен быть искусственный рельеф, и на месте гор должны быть холмы, изображающие горы, должны быть прорыты русла рек в тех местах, где на Земле протекают реки…

—Замечательно. И, путешествуя тогда по Иерусалиму, как бы совершать путешествие по всей Земле или даже Вселенной. Видеть все, что есть самого красивого во всей Земле и в Космосе.

—То есть город, являющийся весь сплошным произведением искусства и город величайших святынь, город паломников, художников, философов и мудрецов.

—Но, если ты помнишь, Земля является отражением Неба, и величайший географ мира Птоломей был также и величайшим астрономом и составителем самого подробного звездного каталога «Альмагест». Среди египетских жрецов он был «Хранителем» или «Описателем Страны»—хорографом , описателем Верха и Низа.

—Понимаю, то есть под Верхним и Нижним Египтом подразумевается вовсе не страна выше или ниже по течению реки Нил, а именно Верхний Небесный и Нижний Земной. Наверное, отсюда и происходит гадание на звездах, когда наложение звездного неба на земную поверхность позволяет небесные явления—кометы, рождение звезд и т.д.—трактовать как грядущие земные события в конкретное время в конкретном месте?

—Правильно. Это называлось у древних «Хрустальное Небо над Неподвижной Землей». То есть каждое созвездие было жестко привязано к какой-нибудь земной области и как бы «отвечало» за нее. Созвездие Рыб над Эфиопией=Иудеей, например. И эти Рыбы плескались в Небесном Эридане=Иордане, т.е. в реке Нил.

—Но здесь не совсем понятно, потому что Земля вращается вокруг своей оси, и Древние прекрасно знали это—то как же происходила жесткая «привязка» созвездий к областям?

—Ты уже забираешься в дебри, а мы ведь начали с Иерусалима. Итак, в Иерусалиме как Модели всего Мира, находились в миниатюре не только земные царства, но и небесные отражения, и Правитель Иерусалима, обходя свои земные владения во время прогулки по городу, чувствовал себя буквально Повелителем Вселенной. Этим и объясняется титул Царей-Султанов Блистающей Порты—«Повелитель Вселенной»!

—Здорово! Палпалыч, а сам Царь-Султан в этой Вселенной в Миниатюре вообще был подобен Солнцу-Управителю Вселенной? Наверное, поэтому он и был Царь-Солнце?

—Конечно, если рассматривать Солнце не в узком смысле одной из звезд, а именно в религиозном как символ Источника Жизни. Но идем дальше. У тебя уже родился образ того города, Центра Мира—отражения Вселенной?

—Да.

—А теперь посмотрим на этот план-проект Иерусалима 1486 года. Здесь мы видим и Вавилон, и александрийскую библиотеку, и Гору Синай, и, рядышком с египетским Вавилоном, Дворец Султана.

—Маленькие пирамидки и монастыри Павла Фивейского и Антония Великого. А это что через пролив? Мекка?

—По всей вероятности, хотя там что-то неразборчивое, и она сегодня не является портовым городом.

—Смотрите, Палпалыч, на Горе Синай— Святилище Гроба, т.е. Ордена Сепулькриеров!

—А под ним «Монастырь Дамы» или Госпожи. Этот план Иерусалима можно очень долго изучать, но данная картина отражает все-таки не какой-то реальный город, а проект того Иерусалима, который должен быть построен. И он не был реализован.

—Наподобие «Города Солнца» или Утопии, которые были очень и очень популярны именно в те времена?

—Да. А теперь давай перейдем к рассмотрению плана Кремля конца XVII века перед самыми преобразованиями Петра.

—Вы хотите сказать, что Кремль представлял собой тоже Иерусалим, только еще меньше, уменьшенную копию большого?

—Да, причем все города того времени строились как уменьшенные копии Иерусалима. Понимаешь, строи-тельство всех городов шло из единого центра—из Иерусалима, и потому они строились по единому сакральному плану. Представляешь—приезжает хорограф- астроном по царскому указу в новопокоренную страну и начинает строить столицу—уменьшенную копию столицы Мира. Он соотносит земные координаты с небесными, размечает на земле где что должно быть построено —и начинается строительство нового сакрального центра.

—Поэтому «вольные каменщики» являются продолжателями этой традиции египетских жрецов—астрономов-хорографов, которые должны были размечать на Земле что, где и как строить? Теперь понятно!

—Что тебе понятно?

—Да почему в каждом польском городе обязательно должна быть «Дорога Скорби» (Виа Долороза), гора Голгофа, Гефсимания и другие иезуитские «святыни» Иерусалима, навязанные полякам Орденом Иисуса.

—Ты знаешь об этом?

—Все об этом знают, кто побывал в Польше.

—Тогда смотри. Какая самая красивая башня в Кремле?

—Спасская?

—Нет, посмотри повнимательней. Это старинный план до-петровского Кремля. Спасская слева от нее просто как башня, рядом с Мечетью Матери Сионской или Храмом Василия Блаженного. Справа от этой самой красивой центральной башни —Никольская.

—А, понятно, это башня сразу за Мавзолеем Ленина! Это же Флоровская башня. Только от нее сегодня ничего не осталось. Одиноко стоящий минарет «Ивана Великого». Колоколов на нем нет. Все храмы круглые.

—Но так и должно быть, потому что в Кремле были солнечные божницы—мечети. А Иерусалимом называли семишатровую «Сионскую горницу», то есть Собор Василия Блаженного. Кстати, тебе ничего не напоминает эта самая красивая из кремлевских Флоровская башня?

—Конечно, напоминает! Башни Старой Праги.

—Значит, виден единый план застройки, так сказать. Как сейчас все новостройки похожи друг на друга, так и тогда Европа застраивалась по единому плану, и города были очень похожи. Но все это происходило ДО перенесения Ковчега Завета и до Царя-Султана Соломона-Сулеймана Великолепного и связанного с ним Династического Переворота в XVI веке. Я имею в виду, конечно, не само строительство городов, а создание единого плана городской застройки из единого центра—Иерусалима. Сам же «священный город» Иерусалим находится за каменной стеной, и в центре «священного города»—Храм Софии-Премудрости (Соломона)!

—Кстати, Палпалыч! Ур-Салим содержит в себе те же согласные, что и в имени Соломона, и в слове «примирение»—Ислам. Наверное, это тоже неслучайно.

—Правильно мыслишь. Ислам означает «примирение» (с Богом), и Ур-Салим также означает «Град Примирения», и имя Соломон также имеет близкое значение Царь-«Примиренец». Какие выводы?

—Что Царь-«Примиренец» (Царь Соломон- Сулейман) построил Модель Вселенной, а в центре создал особый «священный» или «запретный» город и назвал его Градом Примирения. В центре «священного» города он воздвиг Храм Премудрости, куда положил Ковчег Завета—и при этом он исповедовал Ислам. В честь окончания строительства он исполнил христианский обряд гекатомбы=«курбан» (по-груз.корбани), принеся в жертву огромное количество крупного и мелкого рогатого скота.

—Хорошо, что тебя никто не слышит. А то бы нахватал двоек! «Древнееврейский» Царь исповедует Ислам и совершает христианские обряды жертвоприношения скота гекатомбу-«курбан». Марьиванны на тебя нет.

—Ее только не хватало. Навязанная Авраамом религия, которая еще не так давно была во всей Ойкумене, «примиряла» людей с Богом и потому называлась Исламом. Царь-строитель Храма Премудрости жил в XVI веке в Иерусалиме, который он сам и построил как Священный Город. Многие исламские обряды сохранились сегодня в христианстве, как, например, обряд «курбан»—жертвоприношения домашнего скота при освящении церквей на Кавказе и на Балканах. Древнееврейским израильский Царь Сулейман никогда не был, равно как и Айя-Софья никогда не была ни синагогой, ни лунным греческим храмом.

—И вот мы уже очень близко подошли к вопросу о том, почему лже-Романовы «заказали» Наполеону прикрыть их операцию по полному уничтожению Москвы.

—Да все понятно, Палпалыч. Москва была создана по тому же плану, что и Иерусалим на берегах Мраморного моря. Она даже и называлась «городом мечетей» от моска-мечеть. Говорят, до Петра в ней насчитывалось аж сорок сороков мечетей. Самым возмутительным был, конечно, Иерусалим-Сион на Красной площади, который сегодня именуют «храмом Василия Блаженного».

—А ты знаешь, кстати, что московский Кремль также представлял собой «запретный город» или Храм Соломона, в котором алтарем был Василий Блаженный, амвоном—Лобное место, и так далее?

—Нет, Палпалыч, не знаю.

—Василий Блаженный правильно называется Сионской горницей. На Лобном месте никто никого никогда не казнил—это фантазии лже-Романовых. Там было воз-вышение-амвон, с которого читали проповеди и совершали елеопомазание, как нарисовано у множества посетивших Москву гольштинских послов—Олеария, Гербер-штейна и др. Так что Москва-Иерусалим—«город святого примирения» и Запретный Город был также спланирована и построена по тому же плану, что и Стамбул-Иеру-салим и имела Храм Соломона под открытым небом.

—И, значит, все это совершенно не соответствовало иезуитскому «греческому проекту» Екатерины? И потому всю Москву необходимо было сжечь, чтобы расчистить место под новое строительство и реконструкцию. В сегодняшней Москве мечетей почти не осталось.

—Ты имеешь в виду круглых храмов? Остались два круглых храма в селе Коломенском: храм Вознесения и храм в селе Дьяково. Осталась Сионская горница на Красной площади, переименованная в Василия (Царя) Блаженного. Наверняка остались и другие.

—Ну да, от сорока сороков остались считанные единицы.

—Хорошо хоть что-то осталось. Зато по ним мы можем очень многое восстановить. Например, облик до-Наполеоновской Москвы. Становится очевидным, что Наполеон лишь прикрывал операцию лже-Романовых по уничтожению древней Москвы-Иерусалима, потому что, как ты уже знаешь, выгорело более 75% всего города.

—Москва-Иерусалим… Но тогда получается, что разрушение Москвы планировалось еще до Петра?

—Да, иезуит Никон выстроил Новый Иерусалим как новый сакральный центр вместо Кремля наподобие польских городов.

—Но он не пригодился никому. Палпалыч, а новая столица, Петербург-Александрия, тоже имела сакральный смысл и там тоже был своего рода Храм Соломона?

—Да, правильно соображаешь. Петербург стоит на том же меридиане, что и Александрия и примерно на том же расстоянии от Стамбула, но на Север. Но Храма Соломона там не было, потому что Петербург строился как десакрализованная столица совершенно нового государства с новым династическим потоком.

—Извините, уже поздно. Можно я приду завтра, и Вы мне расскажете о самом Храме Премудрости-Примирения (Соломона)? И где в московском Кремле был Храм Соломона, где в нем был Гроб Господень и Ковчег Завета? Вы ведь мне расскажете?

—Приходи. Опять посидим вместе. Покалякаем. Что-нибудь сообразим.

—Спасибо Вам, Палпалыч, до свидания, я побегу!

—До свидания.

Глава 9. Правый поворот «Великой Армии»

«Но Селифан никак не мог припомнить, два или три поворота проехал. Сообразив и припоминая несколько дорогу, он догадался, что много было поворотов, которые все пропустил он мимо. Так как русский человек в решительные минуты найдется, что сделать, не вдаваясь в дальние рассуждения, то, поворотивши направо, на первую перекрестную дорогу, прикрикнул он: «Эй вы, други почтенные!»—и пустился вскачь, мало помышляя о том, куда приведет взятая дорога».

(«Мертвые души», гл.3)

 

После уроков ребята не расходились по домам, а, собравшись в садике напротив школы, обсуждали вопросы за пределами школьной программы. В последнее время тема Наполеона-Ерундобера так увлекла их, что редкий день не проходил в горячих спорах и обсуждениях разных вопросов. Вот и сейчас несколько ребят собрались вместе и говорили негромко, чтобы не распугать мамаш, гулявших со своими малышами.

—Ты как видишь ситуацию, Вась?

—Смотрите. Наполеон перешел Неман по городским мостам в Ковно-Каунасе и двинулся в Вильнюс-Вильно, так?

—Так.

—Почти сто верст французы довольно бодренько проскакали—всего за тройку дней, но уже в Вильно Наполеон почти три недели прождал Александра, а тот почему-то на свидание не явился. Так?

—Так. И что же должен был по-твоему делать Наполеон дальше?

—Видимо, двигаться дальше.

—Правильно, ведь они уже оговорили в Тильзите, что пойдут вдвоем против Оттоманской Порты (Врат Си-яния) и до самой Индии, поэтому он и двинулся дальше.

—Но почему же он тогда двинулся не на юг, а на северо-восток на Полоцк?

—Да потому, что туда поехал Александр, и туда же двинулись главные силы русских союзников— Наполеон просто пошел на соединение с ними.

—А он что, не понимал, что русские избегают соединения с ним?

—Получается, что не понимал. Он дико ругался по поводу страшной жары и падежа лошадей, теряя последние остатки своей жалкой недоделанной «Великой Армии».

—Русские шли в Дрисский лагерь, и Наполеон думал, что там они соединятся, но русские почему-то покинули лагерь и ушли направо к Смоленску.

—Интересно, есть какие- нибудь соображения, почему русские бросили Дрисский лагерь?

—У Клаузевица в «1812 м годе» есть описания этого лагеря, но он, по всей вероятности, был совершенно никому не нужен, и так никогда не пригодился. Единственное его достоинство заключалось в том, что он прикрывал обе дороги—налево на Питер и направо на Москву.

—Там, видимо, Александр и принял решение уехать в Заманиловку—Москву? Армии спешили в Заманиловку, а за ними торопился Наполеон, проклиная все на свете, т.к. абсолютно не знал дороги!

—Да, и гольштинцы начали сжигать русские города один за другим. Никому не нужный Смоленск загорелся от ночных взрывов пороховых складов. Маршал Жюно едва не погиб во время пожара Дорогобужа. Вязьма загорелась еще до вступления в нее французов. Сама Заманиловка-Москва выгорела более чем на ?. Наполеон бросился догонять Александра, а вместо склоненной головы своего союзника и племянника он видел лишь его тыл, постоянные нападения татар-казаков и сожженные города.

Интересна его фраза, которую он произнес в сожженном Смоленске: «Война окончена». Какую войну имел в виду Император Наполеон? Мое мнение—он имел в виду войну с Оттоманской Портой. Только в Смоленске он понял, наконец, что его не хотят видеть в качестве главнокомандующего «Великой Армией» и с грустью расстался с идеей войны с Высокой Портой, совместного похода в Индию во главе Донских казаков и осуществления мамкиного «греческого проекта».

—Ну и повернул бы назад. Или остался бы на месте на зиму.

—Не мог. Тут надобно бы разобраться. Почему же все-таки он пошел в Заманиловку? Почему? Может, ему пообещали много денег, если под видом Нашествия гольштинцам удастся спалить Белокаменную?

—Подожди, всему свое время. О московском пожаре мы поговорим потом. Ты давай заканчивай свою турецкую версию Нашествия.

—Так я и считаю, что турецкая война Наполеона кончилась в Смоленске, это понятно? А после Смоленска началась совсем другая война. Пока Наполеон ходил по польским землям, совсем недавно присоединенным к России и освобождал Литву, все было ничего. Население благословляло его, пасторы-бонпартисты выходили к нему навстречу и поминали его имя в костелах. Он бы мог считаться Освободителем Польши. Поэтому он спокойно занял все эти земли своими 20 тысячами прусских и 30 тысячами австрийских солдат и начал рекрутировать солдат среди польского населения на русские деньги. А в Смоленске перед ним встал выбор—освободить Польшу-Литву и на этом успокоиться или попытаться настоять на своем и уговорить своего племянника выполнить свои союзнические обязательства. Видимо, что-то убеждало его в том, что ему удастся настоять на своем.

Итак, русские войска покинули западные польские области и ушли вглубь Московии. Пограничный Смоленск был взорван и сожжен русскими. Куда податься бедному Ерундоберу? Он подался за Александром. А тот убегал от него впереди своей армии по московскому тракту, вот Наполеон и бросился его догонять.

—То есть ты хочешь сказать, что если бы Александр бежал по питерской дороге, Наполеон бросился бы его догонять на Питер?

—Однозначно. Наполеон не имел в виду Москву. Эти театральные напыщенные фразы в отношении «поражения Росси в самое сердце» были придуманы львами толстыми и прочими борзописцами-бумагомараками гораздо позже, когда потребовались обоснования якобы случившейся войны между двумя союзниками, которые просто плохо договорились между собой.

—И ты также хочешь сказать, что путь Наполеона повторял путь Александра? Вильно-Полоцк-Витебск-Смоленск и далее до Москвы. Будь у Александра другой путь—и Наполеон пошел бы другой дорогой?

—Конечно! Это хорошо отражено у Гоголя в «Мертвых душах»: от Ковно до Витебска было столько поворотов, что Селифан окончательно запутался в них и полагался уже исключительно на русское «авось», куда кривая вывезет. И от Витебска Чичиков-Наполеон вполне мог повернуть влево—на Питер, или вправо—на Москву. Но кривая вывезла его на правую дорогу, и он потащился на Москву. Я так это вижу.

Обратите внимание на то, что до Смоленска русские не жгли городов, потому что не воевали с коренным населением—литовцами, и лишь начиная со Смоленска начались массовые поджоги старых ордынских городов.

Поэтому совершенно четко я вижу две войны—одну войну начал и пытался вести Император Священной Римской Империи Наполеон против Оттоманской Порты и далее до Индии=Эфиопии как Верховный Главнокомандующий «Великой Армией» невероятной численностью в полмиллиона солдат (из которых более четырехсот были русские), совершая маневр через польские территории и выступая в роли миротворца и освободителя поляков. Его война окончилась в Смоленске.

Вторую войну против коренного населения России вела гольштинско-готторпская династия лже-Романовых, и я передаю слово следующему докладчику—Пете Васечкину.

—Мы тут с Васькой облазили всю школьную библиотеку, и очень интересно, что литературы-то оказывается на эту тему полным-полно!

—О чем?

—О том, как нас дурит училка или учит дурилка. Мы стали искать до-Наполеоновские изображения Москвы, чтобы понять, что именно выгорело и зачем вообще был нужен Московский Пожар. Представляете, что это означает—выгорело более ? всего города?! Причем выгорали в основном южные и юго-восточные районы, т.е. там, где располагались царские ордынские дворцы и самые старые караван-сараи, мечети и дома. Что у нас находится на юге и юго-востоке? Правильно, Ордынка—дорога на Орду, старое Царское село Коломенское с огромным царским дворцом, торговые подворья и самые богатые кварталы. А на западе? Короче, мы попытались понять логику гольштинцев, уничтожавших древнюю ордынскую столицу=Иерусалим, Моску-«город мечетей».

В связи с этим мы увидели одновременное наступление на нескольких направлениях: наиболее ощутимый удар был нанесен по старой вере, т.е. по круглым солнечным мечетям, которые были уничтожены почти все, а вместо них понастроили лунных греческих квадратных.

Второй удар по дворцам и старым царским ордынским постройкам. Третий удар—по архивам и вообще всем культурным ценностям, которых было еще очень много в Москве как «городе мечетей». Официально сообщается только о гибели в московском пожаре оригинала «Слова о полку Игореве», а об остальных?

Уже в середине XVIII века гольштинцами разрабатывались планы генеральной реконструкции Москвы. В соответствии с этими планами она должна была стать европейским «просвещенным» городом, полностью потеряв свои древние черты. Поэтому до Нашествия Москва представляла собой смесь старых построек старой столицы с новыми европейскими постройками и чисто деревенскими подворьями. Множество зданий было разрушено, много было и ветхих и разрушающихся, потому что после переноса столицы в северные болота Семихолмная стала хуже падчерицы.

Но население Москвы противилось Генеральной Реконструкции из Петербурга. Так запросто взять да и снести почти все ее старые постройки, в особенности Кремлевские, и дворцовый комплекс в Коломенском было сложно. Тогда и придумали всю эту войну с Ерундобером. Пригласили его в Россию под видом войны с Оттоманией и Индией, пообещав Мировое Господство—а сами надули и использовали чисто для своих практических целей—вынести всех старых богов из Москвы, разрушить их капища и установить в ней греческое Православие в соответствии с «греческим проектом» Вольтера и прочих просвещенцев.

— То есть ты хочешь сказать, что еще до московского набега кто-то в России уже разрабатывал этот план поджога Москвы?

—Конечно, начиная с Никона, Петра и далее везде.

Литературный Проект «Наполеон»

Мне даже видится сам проект «Наполеон» как грандиозный литературно-крестовый поход на Восток в Индию через Московию и Оттоманскую Порту. Имея исходную точку в Париже, далее «собиратель земель» подчиняет своей власти одну страну за другой и включает их армии в состав своей Великой Армии. Тильзитский мир не был позорным для России ни в какой мере—это был обычный союзный договор с обычными для обеих сторон перечислениями их обязанностей и выгод. Одним из его условий было включение всей русской армии в состав Великой Армии. Аналогичным образом подобно снежному кому нарастающая Великая Армия накатывает к границам Оттоманской Порты—и Оттоманская Порта признает над собой власть Маленького Капрала, а командование над ее армией переходит к его офицерам.

Таким образом, этот проект не предусматривал никаких боевых действий между союзниками, а, напротив, одну сплошную «дипломатическую дискуссию» или войну кабинетов: «По-видимому, он допускал, что война закончится полной покорностью Александра и превращением России в послушного вассала, нужного для дальнейшей борьбы против Англии в Европе, а может быть, и в Азии. По мере развития событий он склонялся больше к тому, что война эта превратится просто в «политическую войну»—так и говорил он о ней немного спустя,—войну кабинетов, как выражались в XVIII в., в нечто вроде дипломатической дискуссии, продолжаемой при помощи нескольких «жестов оружием», после чего обе стороны приходят, наконец, к какому-нибудь общему соглашению» .

 

Глава 10. Постмодернистский «Греческий проект» Екатерины II : Фемистоклюс и Константин

«В столовой уже стояли два мальчика, сыновья Манилова, которые были в тех летах, когда сажают уже детей за стол, но еще на высоких стульях. При них стоял учитель, поклонившийся вежливо и с улыбкою. Хозяйка села за свою суповую чашку; гость был посажен между хозяином и хозяйкою, слуга завязал детям на шею салфетки.
—Какие миленькие дети,—сказал Чичиков, посмотрев на них,—а который год?
—Старшему осьмой, а меньшему вчера только минуло шесть,—сказала Манилова.
— Фемистоклюс!—сказал Манилов, обратившись к старшему, который старался освободить свой подбородок, завязанный лакеем в салфетку.
Чичиков поднял несколько бровь, услышав такое отчасти греческое имя, которому, неизвестно почему, Манилов дал окончание на «юс», но постарался тот же час привесть лицо в обыкновенное положение».

«Мертвые души», гл.2

 

— Кто-нибудь знает, почему у Манилова дети носят такие странные имена?—торжествующе задал свой каверзный вопрос Сашка Гусарский.

— Ты имеешь в виду, что это связано с «греческим проектом» Вольтера-Екатерины?—парировал Вовка Ульянов.

—А ты откуда знаешь о «греческом проекте» Екатерины?—удивился Сашка.

— А откуда вся вообще русская история подвязана к «греческой»? Не от Вольтера ли с Екатериной? И вера у нас греческая, и Просвещение тоже, и культура, и письменность «славянская» от греков-просветителей—и вообще всё, куда ни плюнь, греческое.

—То есть ты хочешь сказать, что до Екатерины этого не было?

— Конечно, причем из-за ее «греческого проекта» все настолько стало греческим, что, кажется, уже все окончательно перегречили.

—Здорово! Вовка, расскажи, что ты знаешь, а потом я дополню.

—В самом начале «греческого проекта» лежала переписка Вольтера с Екатериной, в которой создавался и детализировался образ Родины Просвещения как полной противоположности Блаженной Страны Фей.

—А что, до этого Родины Просвещения не было?

—Не было. Вернее, она просто не была обозначена на карте, также как и Страна Фей. Покажите мне на карте с точными географическими координатами такую страну —ее нет! А Родина Просвещения обязательно должна была быть, иначе само Просвещение тогда теряло реальную почву. И эта почва была создана в виде Греции.

—То есть удивительно негостеприимную, убогую и скудную страну объявили Страной Просвещения— Древней Элладой?

—Да. И те, кто был в Греции, прекрасно знают, насколько эта страна непригодна для жилья. В ней очень мало годной для питья пресной воды, жгучее солнце, постоянные лесные пожары из-за пересушенности и невероятной жары. Но почему-то именно Греция-Морея была объявлена Вольтером как певцом «Просвещения» Родиной всех величайших поэтов, скульпторов, философов, архитекторов и других создателей всей мировой культуры. В его фантазиях это была страна, текущая молоком и медом, а по роскошным пастбищам бродили неисчислимые стада тучных жвачных, и своими фантазиями он настолько заразил Екатерину, что та в восхищении писала ему: «Я читаю сейчас труды Альгаротти. Он утверждает, что все искусства и науки родились в Греции. Прошу Вас, скажите мне, действительно ли это так?» (с. 180). К сожалению, ответ Вольтера разочаровал ее, т.к. он уточнял, что греки многим обязаны Древнему Египту, финикийцам и Индии (с. 183). «Вы меня вывели из заблуждения,—отвечала она ему в августе 1773 г.—<...> теперь я убеждена, что не Греция была родиной искусств. Все же я разочарована, поскольку я люблю греков, несмотря на все их недостатки»

—Интересно, почему же именно эту нищую и убогую страну решили сделать «Родиной Просвещения»?

—Я думаю, что здесь все дело только в ее стратегической близости к Царь-Граду. Тогда можно и сам Царь-Град=Иерусалим объявить греческим и даже сделать Столицей Просвещенной Страны. Так возникла вольтеровская Легенда о греческой Византии.

—Ты утверждаешь, что до него Византийской Империи не было?

—И да, и нет. Здесь необходимы уточнения. Византийская Империя как Страна Восходящего Солнца и Блистательная Порта (Врата Сияния) Ислама была, а вот лунной греческой Византии никогда не было.

—Не было потому, что еще не было самого «греческого проекта» и Родины Просвещения?

—Ну да. Не было рожденных фантазиями Вольтера, Екатерины и множества заказных поэтов и историков греческого народа, победителей персов и славян и века-ми противостоящих Риму и туркам. Все события «древней греческой гиштории»—это события совершенно других стран и народов. И Александр Македонский шел вовсе не из сегодняшней Греции в Персию и не в сегодняшнюю Индию-Бхарату. Греция родилась вместе с рождением «греческого проекта», и на нее была в результате перенесена совершенно другая история и география—история древних Царств и народов.

—Как это?

—Очень просто. В «древней греческой гиштории» упоминаются Афины, самый красивый город Древности. Говорили даже: кто в Афинах не бывал, тот и красоты-то не видал. В той же Древней Истории известны Коринф, Фивы, Спарта-Лаконика, Марафон и множество других огромных мощных городов и стран, полноводных рек, многочисленных народов, населявших Грецию. И вот им определили быть в южной части Балканского полуострова, которая до конца XVIII века всегда называлась «Мореей». Более того, не зная еще как назвать Родину Просвещения, ее продолжали именовать Мореей от русского слова «море». В Морею в год рождения Наполеона была послана военная эскадра графа Орлова.

—И в эту горную негостеприимную страну «заселили» или, лучше сказать, заслали-сослали всех величайших философов, поэтов и художников? А жалкие деревушки назвали громкими именами древних городов?

—Конечно! Екатерина была воодушевлена идеей создания проекта Страны Просвещения на абсолютно диком и пустынном месте подобно тому, как в Странах Восходящего Солнца создавали Образы Вселенной. Абсолютно чистые листы бумаги покрывались ее так сказать проектами (т.е. каляками-маляками)—и—о, чудо! Прямо на глазах из Небытия возникали Афины, столица искусств, в которой была Академия (священная роща философов Плетона-Платона, позднесредневекового Аристотеля=Фомы Аквинского и других), Ареопаг, святилище Акрополя и другие красоты. Хорошо еще, что этого всего она не видела своими глазами!

—Почему?

—Да потому что она была бы страшно разочарована уродством того, чем восхищались Древние. Кто действительно был в Афинах, тот едва не свернул себе шеи, залезая на этот самый Ареопаг—какую-то невнятную базальтовую площадку на скале. Акрополь срочно пришлось взрывать еще до так называемого Освобождения Страны Просвещения, чтобы никто не увидел чего-то лишнего, и даже сегодня туристы все еще бродят среди каких-то обломков. Куда-то подевалась «плетоновская» Академия. Сейчас там новодел ХХ века. Развернувшееся бурное руиностроительство насоздавало огромную кучу руин в разных местах крошечной деревушки Монастираки вокруг османского храмового комплекса «Акрополя». И это—самый красивый город Страны Просвещения, Родины философов и художников! Другие города намного хуже. Фессалоники—город-страшилище имеет Древнюю часть в виде обычной крепости, а Коринф и Фивы так и остались деревушками, выросшими сегодня до крайне уродливых городов.

—Но ведь как-то объясняется такое полное несоответствие? Например, тем, что якобы там что-то было, но потом было разрушено? Что говорит археология?

Обращение Мореи в греческую веру горцев-мутьянов

—Нет там никакой археологии, и никто ничего никому не объясняет. Это никому не нужно. Потому что никто и не спрашивает. Зато иезуитская греческая вера, принесенная Реформацией и ее носителем Петром в Московию, начала насаждаться в Морее как ее исконная. То есть не Московия была «просвещена» греками, а наоборот, Морея, переименованная в Грецию, сама была насильно обращена лже-Романовыми и англичанами в «греческую» веру. Зато Екатерина объявила, что, дескать Русь получила свою «греческую» веру не из Гольштинии и северо-восточной Африки т.е.Мероэ, а от Греции-Мореи. И освобождение Мореи было связано с идеей освобождения народов единоверцев-учителей.

—Тогда получается, что и Легенда о славянских братьях-«просвещенцах» Кирилле и Мефодии, принесших на Русь африканское коптское «древне»-египетское письмо, была также сформирована тогда же?

—Конечно. Вы же помните, что на Русь принесли сначала глаголицу—точную копию письменности геэза— священного языка Индии=Эфиопии, а затем прижилась почему-то мицримская коптская, вытеснив глаголицу-геэз. Но почему это произошло—вопрос к филологам.

—Я ничего не понимаю. Почему ты считаешь, что кириллица—это коптское письмо, а не доработанное или слегка переработанное греческое?

—Ладно, попробую объяснить. Между коптским и кириллицей практически нет разницы ни в написании, ни в произношении букв. А самым важным аргументом я считаю то, что они полностью совпадают по буквенно-числовому ряду. Что же касается греческого, то он сам возник совсем недавно, и у кириллицы с греческим почти нет ничего общего—совпадения носят скорее случайный характер, нежели закономерный.

—Как недавно? А многотысячелетняя история древнегреческой литературы?

—«Открытой» лишь незадолго до эпохи Просвещения? Ладно, зайдем с другой стороны. Ты согласен в том, что египетские иероглифы древнее так называемого «древнегреческого» письма?

—Это как бы даже и «научно» доказано.

—Отлично. А коптское письмо—это фонетические значки к египетским иероглифам, и они возникли одновременно с иероглифами. А теперь ответь, что было раньше: фонетические значки к иероглифам или древнегреческие буквы?

—Вопрос, конечно, интересный. И непростой.

—Ладно, идем дальше. Есть очень интересное исследование Петра Орешкина «Вавилонский феномен», где он спокойно читает египетские иероглифы по-русски. А если коптское письмо—это фонетические значки иероглифов,—тогда совершенно закономерно, что и фонетические значки читаются только по-славянски.

—Что же получается—свою грамоту мы получили из Африки что ли? От чернокожего «просветителя»?

—Однозначно. Не от горцев же-мутьянов—виртуа-лов Кирилла с Методием. Ладно, идем дальше. При дальнейшей детализации «греческого проекта» неизбежно должен был возникнуть «греческий обряд», «греческие церкви», причем обязательно Древние (Античные). Поэтому мне просто было интересно почитать о том, как с помощью заказных поэтов и писателей создавались образы Древней Эллады, Византии, Македонии. Невероятные по своей грандиозности события происходили на этом крошечном клочке земли! В битвах сходились миллионные армии. Зачем персидскому царю с армией якобы в сотни тысяч солдат понадобилось завоевывать эти мертвые места, когда чуть севернее лежали прекрасные обильные богатейшие земли, которые действительно стоило обложить данью? Да и все население Персии тогда было много меньше ее же многомиллионной армии!

—Согласен. Во всей Аттике не найдется такого огромного ровного поля, где могли бы сойтись две чудовищные армии завоевателей и свободолюбивых греков, описанных нашими учебниками. Кстати, а ты сам-то был когда-нибудь на Марафонском поле битвы?

—Конечно! Я ездил туда с отцом на машине. Понятно, что поля там нет, а место было выбрано в XIX веке случайным образом только по одному признаку—его удаленности от намеченного местоположения Афин на «марафонскую дистанцию», чтобы потом бегать спортсменам-стайерам. Но это как раз понятно. Самым любопытным для меня представляется все же формирование Образа Страны Просвещения в умах ее творцов—русских поэтов и историков по заданию Екатерины и остальных лже-Романовых.

—И ты хочешь сказать, что создатели «греческого проекта» щедро оплачивали записное вдохновение придворных бумагомарак?

—Да, видимо, был какой-то прейскурант: за «древнегреческую» Оду—столько-то, за поэмку—столько-то, за сценарий для театральной постановки—еще сколько-нибудь. Кстати, по этим образчикам антично- ветхозаветных Од и пьесок хорошо видно, как видоизменялись и церковные песнопения.

—И создателями церковных песнопений также были светские как бы мы сейчас сказали, поэты-масоны, а вовсе не святые прошлого?

—Ну сам подумай! Создание большинства церковных песнопений приписали одному бедному Иоанну Дамаскину с отрубленной правой рукой. И все эти песнопения были положены на музыку также светскими композиторами—Чайковским, Бортнянским и т.д.

—И тогда «морейское» богословие устремилось вслед за полетом мысли светских поэтов байронов, мильтонов, гете и др., формировавших свои ветхозаветные образы по указке Просвещенных поэтов и монархов, полностью пренебрегая всеми традициями и создавая свои собственные.

—То есть самым важным во всем «греческом проекте» Екатерины было даже не военное подчинение Османской Империи, что было в принципе невозможно, а именно как бы законная передача власти ее внуку Константину со всем необходимым для этой передачи ворохом Легенд. Эти Легенды подтверждались бы одновременно и образами Древней Эллады, и образами ветхозаветными, и новозаветными.

—Но ведь Древней Эллады в Морее не было!

—Понятное дело, ясный перец. А ведь как красиво придумано! Легенда о Византии и Древней Элладе как Родине Просвещения неизбежно влекла за собой Легенду о Разделении Римской Империи на Восточную и Западную. Привязав Западную Римскую Империю к Аппенинам, тем самым Восточная неизбежно оказывалась на Балканах. И, объявляя себя наследницей Византии, Мо-сковия автоматически претендовала и на само наследст-во—Балканы и восточную часть Османской Империи. Тогда Священная Римская Империя (германской нации) оказывалась наследницей только Западной Римской Им-перии, а не всей Империи и подпиралась с Востока выдуманными границами несуществовавшего Раздела между ними, поэтому уже многие земли самой Священной Римской Империи оказывались в зоне интересов «наследницы Византии»—Московии. Аналогично, придумывая греческую веру, был придуман и церковный Раскол внутри христианства вслед за Разделом Империи.

Константин лже-Романов—Византийский Император!

Таким образом, Екатерина собиралась мирным путем аннексировать (присоединить) Османскую Империю =Византию, посадив на ее трон своего внука. А вот провал «греческого проекта» после поражения Наполеона Буонапартия в результате гнусного предательства Александра I-го оставил его брата Константина без османского трона. Это и взбунтовало декабристов, выкликавших на царство старшего брата Константина, а не Николая.

—То есть? Как ты связываешь Константина и Буонапартия?

—Очень просто! Буонапартий должен был принять на себя командование русскими войсками, раздать своим «бессмертным» маршалам русские города и уделы, сделать своего любимца Нея «князем московским»—а на Иерусалимский=Царьградский престол посадить своего второго племянника Константина после дворцового переворота и убийства турецкого султана, и надежный тыл в его продвижении к Индии=Иудее=Эфиопии к Чаше Грааля обеспечен. А его старшему племяннику Александру остался бы лишь болотный Петербург.

—Но в планах Екатерины и Вольтера еще не было Буонапария!

—Как не было?! Да это же ее любимый незаконный сын (Павла она страшно не любила), поэтому он обязательно ДОЛЖЕН был быть—величайший гений всех времен и народов.

—Слушай, как здорово и красиво получалось! Можно было бы даже Оду о величайшей цели «греческого проекта» написать:

О, ты, Великий и Ужасный Ерундоберомуконос!

Твоя Великая Армия, воссоединенная на брегах НемАна,

Двунадесять язЫков объединившая Великой Целью,

И вдруг на Юг стремглав в едином порыве устремясь—

Желает древних стен Стамбула=Ерусалима

И Храма Соломона (Айи-Софьи)

Достигнуть молниеносными марш-бросками,

Чтобы затем, Левант с победами пройдя,

До Рима Ветхого (Александрии) вновь достичь,

Откуда ты сбежал с позором много лет назад. А там

И шпагой заветной Индии (Иудеи=Эфиопии) коснуться,

Чтобы тем самым дерзкой Англии

Смертельный нанести удар!

К Истокам Нила по Тэкэзэ и к озеру Тана добравшись,

Где Горы Лунные мир людей от антиподов отделяют,

В грот подземный в городе Аксуме спустившись вниз,

И Посвященье от самого Ковчега Завета Бога Иеговы

На Горе Сионской Матери и Дэвы Мариам

Из рук Первоверховного Иерофанта получить,

Тем самым Абсолютную Власть над Миром обрести.

—Ну ты прям Сумароков или Херасков. А где же аналогии с персами и эллинами? Где имена древнегреческих богов? Вольтер откровенно восхищался умом Екатерины, называя ее стервой-Минервой:

«О Минерва Севера, о Ты, сестра Аполлона,

Ты отмстишь Грецию, изгнав недостойных,

Врагов искусств, гонителей женщин,

Я удаляюсь и буду ждать тебя на полях Марафона!»

—писал он в «Стансах Императрице России Екатерине II по случаю взятия Хотина русскими в 1769 г.». А как тебе нравятся варвары-славяне, «гонители женщин»? К тому же у Вольтера повернулся язык назвать османов «врагами искусств», особенно на фоне уродливой Греции!.. На Марафонском поле Вольтер ждал Екатерину, чтобы победить там персов-османов.

—И «гнусное предательство» Александра положило всем этим планам конец! Константин не сел на Иерусалимский престол, а Буонапартия просто слили в унитаз. Вот что такое «высокая политика», heute politique!

—Да уж. Мне нравятся зато училкины учебники. Ничего общего с тем, что было в реальности! Напридумывали какое-то Нашествие, раздули Великую Армию до невероятных размеров, Бхарату назвали Индией и запустили бедного маленького капрала альпинистом в Памир и Хинду-Куш. Представляешь себе картину: бедный капрал с тельцем, похожим на половину редьки на тонких паучьих ножках во главе хорватов, неаполитанцев и cаксонцев штурмует «Крышу Мира», чтобы добраться до Индии-Бхараты! Со смеху надорвешься!

—Поэтому екатерининский проект и называли «постмодернистским», потому что он не имел ничего общего с реальностью—или скорее наоборот, потому что так называемая «историческая» реальность не имела ничего общего с ним.

—Слушай, Вовк, а ты сам до этого допер, или тебе подсказали?

—А чего тут переть-то? «Греческий проект» Екатерины—одно из наиболее грандиозных ее детищ, ее переписка с Вольтером—верх ее литературно- философского остроумия, Чесменская победа—величайшая победа русского флота в Средиземноморье и т.д. Как можно пройти мимо таких ярких фактов? Продолжение еще ярче. Союз Павла и Наполеона, планы Павла по завоеванию Индии=Эфиопии и континентальной блокаде Англии—все это продолжение все того же «греческого проекта». Про Нашествие я уже и не говорю—оно просматривается исключительно как часть «греческого проекта», а само по себе оно абсолютно абсурдно и нелепо. Весь XIX век только и долдонит про «Восточный вопрос», про раздел имущества «смертельно больного человека» (Османской Империи), то есть все-таки о военном захвате того, что не удалось сделать мирным путем с помощью «греческого проекта». Чего тут допирать-то?

—А ты уверен, что у тебя с логикой все в порядке?

—Докажи обратное.

—Я-то не настолько хорошо все это знаю, но уверен, что ИванПоликарпыч будет считать это все бредом.

—А учебники—это не бред? Я считаю их бредом, они считают мои идеи завиральными—так что мы квиты. Я привожу свои доказательства, они приводят свои. Фраза «время покажет» здесь уже не работает— времени уже прошло достаточно, и оно уже все показало. А как на одних и тех же фактах делать абсолютно противоположные выводы—это уже зависит от веры. Если ты веришь школьным преподам и в весь ненужный хлам образования, резко противоречащий твоему здравому смыслу, тогда все сказанное мной звучит бредом. Хочешь быть счастливым и богатым—не ходи в школу!

—Ладно, не кипятись. Ты ведь что-то начал говорить о «морейской экспедиции» в год рождения Наполеона?

«Морейская экспедиция» графа Орлова

—Уж послали так послали… Послали этого графа Орлова невесть куда в Морею поднимать тамошних южных славян против своих же братьев славян, правящих в Царьграде.

—Какие славяне правили в Царьграде? Там же были турки!

—Да нет же! Турки взяли власть лишь в результате младотурецкого заговора и переворота в конце ХIХ века, а до того в Османской Империи жили и правили славяне. После переворота младотурки объявили всю предшествовавшую их правлению историю многовековым «славянским игом» наподобие славяно-татарского ига на Руси, «ига индейских баскаков» в Северной Америке и т.д.

—А, может, просто бедных югославян подняли против богатых? А нам теперь это преподносят как национально- освободительную войну югославян против турок? То есть в горах формировались банды гайдуков = баши-бузуков, которых вооружали русским и английским оружием, в горных школах их обучали молодому греческому языку и греческой вере —и вот на карте возникает абсолютно свеженькая страна «с нуля» «Греция» как Родина Просвещения, родина философов и художников.

—Да, именно так. Как ни странно, европейские заказчики создания на месте Мореи Греции-Эллады во главу угла ставили три основных принципа:

1. Бесперебойное снабжение боевиков-гайдуков оружием и боеприпасами

2. Создание школ нового образца с греческим языком и культурой для детей боевиков

3. Внедрение новой «греческой» веры среди гайдуцкой молодежи

Но такие грандиозные задачи не могли быть решены моментально. Понадобилось почти 60 лет на то, чтобы южная (наиболее бедная) часть Мореи была «освобождена» от «славяно-османского ига» к 1827 году. Самым важным приобретением Англии в этом «освобождении» стало объявление всех островов Морейского Архипелага свободными греческими (читай: английскими).

—А при чем здесь Вольтер и Екатерина II? Ведь «греческий проект»—это же их задумка? А выгоду как всегда получила Англия?

—Каждый получил что хотел. Россия получала моральное право расширять свои владения в юго- западном направлении. Англия скромно удовольствовалась лишь островами. Франции—кукиш.

—Ну и как местное население реагировало на свое «освобождение»?

—Довольно плохо. Потому так долго все это длилось. Приходилось даже европейским странам высаживать десанты с профессиональными наемниками, переодетыми в югославянские национальные костюмы, чтобы с оружием в руках «защищать» беззащитных боевиков-югославян. Говоря сегодняшним языком, такие диверсии должны были убедить бандитов (гайдуков) в их вседозволенности. Но, несмотря на все усилия европейцев, югославяне охотно грабили своих же «благодетелей», не желая перенимать чуждую им «греческую» культуру и веру. Это страшно раздражало исполнителей: «Здешние народы льстивы, обманчивы, непостоянны, дерзки и трусливы, лакомы к деньгам и к добыче.<...> Легковерие и ветреность, трепет от имени турок суть не из последних также качеств наших единоверцев <...> Закон исповедуют едиными только устами, не имея ни слабого начертания в сердце добродетелей христианских. Рабство и узы правления турецкого, на них наложенные, <...> также и грубое невежество обладают ими. Сии-то суть причины, которые отнимают надежду произвесть какое-нибудь в них к их общему благу на твердом основании сооруженное положение»—писал граф Орлов Екатерине.

Огромная идеологическая работа в самой России между тем сравнивала бандитов-гайдуков с храбрыми греками, а богатых югославян—с персами, придавая войне бедных с богатыми не только религиозный характер войны Греко-христиан с безбожными мусульманами, но и межнациональный двух разных народов: греков с турками. Пламень вражды раздувался с четырех сторон:

1. Национальная вражда так наз.«греков»-славян со славянами

2. Религиозная вражда так наз. «христиан» с мусульманами

3. Культурная вражда «просвещенных» греков-славян с варварами-славянами-османами

4. Имущественная вражда бедных греков-славян с богатыми

Представляете себе, каким был этот монолит, что, вопреки раздуваемому с четырех сторон пожару он продержался еще более 150 лет с момента совершения первых диверсий в Морее орловской эскадрой!

—Ничего себе Родина Просвещения! Сплошные гайдуки с баши-бузуками.

—Это кто?

—Бузовые башки или, как их культурно «переводили» лже-Романовы, «отчаянные головы»—от баши-башка и бузить, сегодня их называют «террористами» и «шахидами»—их работа была резать мирных жителей, взрывая ситуацию на Балканах изнутри. Эти «отчаянные головы» были настоящей головной болью славян, которые не смогли уничтожить их банды из-за постоянного притока денег и оружия из Англии и России и их постоянных перемещений в горах.

—Так ведь название страны по-югославянски звучит «Гърция» т.е. «горная страна», а сами греки—гърци =горцы. Смешно, что название «греческого народа» по-молдавски и румынски звучит «мунтьян» (отсюда франц. mont и англ. mountain) или по-русски смутьян. Так что горцы-смутьяны, гайдуки или «отчаянные головы» и были фактически проводниками в жизнь «греческого проекта» Екатерины-Вольтера.

—Значит, греки—это просто «горцы»? А когда горцы-мутьяны были философами? Я что-то не припомню.

Чечня как продолжение «греческого проекта»

—Я тоже. Так что хорошенькая «Родина Просвещения». Прямо как Чечня, тоже, кстати, древнейший народ-просветитель.

—Как народ-просветитель? Как древнейший?

—Надо читать «Всемирную Историю ичкерийского народа», панимашь! Тогда будешь знать, что народ свободной Ичкерии ведет свое происхождение от самого Ноя, а потому от него пошли и письменность, и культура, и государственное устроение и все остальное. Например, город Нахичевань был основан в 1539 году до Р.Х., т.е. более 3,5 тысяч лет тому назад! Название «Нахч» —происходит от имени Ноя и переводится как «город Ноя» или Ноев-град (Нахч-Вань).

—Это что, новая версия Всемирной Истории?

—Почему новая? Это продолжение «старой», екатерининской. Приписать любому народу древность, куль-туру, язык и письменность—раз плюнуть. Если им удалось Морею сделать Родиной Просвещения, величайшего завоевателя мира Александра Великого Македонского засунуть в это прокрустово ложе, заменить родной язык на придуманный и все остальное—то что такое из Чеченов сделать сыновей Ноя?! Элементарно, Ватсон!

—Подожди, я не успеваю за тобой. Как ты связываешь Чеченов и морейцев-мутьянов?

—Чисто по аналогии. Гърцы=мутьяны были объявлены учителями всего мира в конце XVIII века, а в конце ХХ века решили снова переписать всю историю и сделать учителями всего мира тоже горцев-мутьянов, но уже хурритов=нохчей=Чеченов, сыновей Ноя.

—Так это ж какая работа!

—Не такая уж и большая. Написать новые редакции школьных учебников—и все. Первоклашки уже будут учиться по новым учебникам, где «Вначале были нохчи», а за ними уже—гърци=мутьяны.

—Приведи хоть один пример, как это делается.

—Да хоть сто. Древнейшим народом огромного региона от Кавказа до Египта называют Чеченов-хурритов, которые придумали клинопись вместо шумер, отняв тем самым у шумер заслугу изобретения древнейшей письменности в пользу Чеченов. Хурриты создали на территории Египта и Передней Азии древнейшие цивилизации задолго до древних египтян и других народов и были, таким образом, учителями египтян и др. Хурриты, кстати, в Италии по мнению ученых, назывались этрусками.

—Это что, где-то написано?

—Не просто написано—об этом уже знают все чеченские школьники, огромное число заказных «научных» трудов по всему миру издаются каждый год. Все «просвещенные» европейские страны—Швеция, Германия, Англия, Франция, Швейцария … Продолжать? Нет? Ладно, так вот, ученые в этих странах пишут огромные толстые книги и защищают ученые степени по хурритам! Им удалось доказать, что именно в Хурритии=Великой Ичкерии зародилась школа и университет, где обучали различным наукам, письму, счету, геометрии, алгебре. Были найдены клинописные таблички, свидетельствующие о знаниях древних хурритов в этих научных областях. В одной из них доказывается теорема о подобии прямоугольных треугольников, которую греки нагло приписывают своему «древнегреческому» ученому Евклиду. Историкам стало известно (интересно, каким образом?!), что чечены знали её еще за 17 веков до Евклида! Обнаружены также математические таблицы, с помощью которых хурриты умножали, извлекали квадратные корни, возводили различные степени, выполняли деление и вычисляли проценты . Таким образом Месопотамия с её народами хурритами, шумерами и другими явилась по сути древней колыбелью человеческой цивилизации, здесь зародились почти все атрибуты европейской цивилизации—и письменность, и наука, и литература, и искусство и многое другое. Оказывается, даже царица Нефертити была чеченкой-хурриткой, а ее настоящее чеченское имя было Тадухепа.

—Стоп. У меня кружится голова. А что, американские индейцы чечен-ицу—тоже, получается, чеченцы?

—Конечно. Чеченцы и Америку открыли, и заселили ее, и т.д. Хуррития-Ичкерия—Родина слонов!

И вообще ты совершенно непроходимый невежда в области древней ичкерийской истории. С конца ХХ века вся древняя история теперь прилаживается к чеченам с той же настойчивостью, с какой двумя веками раньше вся история прилаживалась к горцам-мутьянам.

—А потом политика снова сделает крутой вираж—и колыбель цивилизации снова будут искать еще в более диком и гиблом месте у еще более дикого народа?

—Конечно. А ученые как дважды два на пальцах докажут все что угодно и обнаружат следы математических и прочих гениев там, где никогда вообще не ступала нога человека.

—Ну не до такой же степени!

—Почему не до такой? Чем постмодернистский «греческий» проект Вольтера-Екатерины лучше постмодернистского проекта Жемчужникова-Перельмана, изобретателя иврита в начале ХХ века для рождения не менее непригодной для жилья страны—Израиля? Или постмодернистского «чеченского» проекта? Никак не могу взять в толк!

—Ну не знаю…

—Отвечаю: только тем, что «греческий проект» Екатерины тебе вдолбили в школе, и ты будешь сдавать по нему госэкзамены, а по «чеченскому проекту» будут учиться твои дети, и им его будут вдалбливать—и они будут жить в соответствии с ним. Это понятно?

—Не совсем.

—Тогда попробую разъяснить. Древнейшее государство Чеченов на Кавказе—Нахчматьян, от которого происходят многие другие страны и народы—оказалось «крепким орешком» для всех орд завоевателей, которые стремились овладеть его несметными богатствами и поработить его гордый просвещенный чеченский народ: войск Чингизхана, Тамерлана, русских полчищ и персидских армий. Нохчийчой—сегодняшняя Республика Ичкерия—поэтому вправе претендовать на свое историческое наследие, т.е. на все земли, когда-то завоеванные вышеуказанными завоевателями. Аннексия земель гордых просвещенных чеченцев непросвещенными русскими агрессорами неизбежно должна будет иметь и обратную сторону в виде аннексии всех русских земель гордыми ичкерийцами-нохчами. И теперь непонятно?

—Не до такой же степени…

—До гораздо большей, худшей и т.д. До полного и физического истребления на аннексированных землях…

—Все-все, сдаюсь. А при чем здесь Бонапарт Наполеон?

—Тоже своего рода высосанный из пальца завоеватель всего мира, горец и смутьян. Гордый и непобедимый. Только ведет свой род не от Ноя, а от Аполлона.

—И как я теперь госэкзамены буду сдавать? Ты об этом подумал? Мне теперь в голову училкина дурь не полезет. Останусь с двойкой в аттестате.

—Да ладно, ИванПоликарпыч нормальный мужик, «натянет» тебе троечку.

—Ладно уж, бывайте все, не чихайте, гордые гърцы-мутьяны чечен-ицы!

—И тебе того же.

Глава 11. Педсовет в школе № 318

«О чем шумите вы, народные витии?

Зачем анафемой грозите вы России?

Что возмутило вас? Волнения Литвы?

Оставьте: это спор славян между собою,

Домашний, старый спор, уж взвешенный судьбою,—

Вопрос, которого не разрешите вы.

 

…И ненавидите вы нас…

За что ж? ответствуйте: за то ли,

Что на развалинах пылающей Москвы

Мы не признали наглой воли

Того, под кем дрожали вы?..»

А.С.Пушкин, «Клеветникам России»

 

Поведение Вовочки и его друзей из 10 класса «В» не могло не обеспокоить преподавателей разных дисциплин, особенно учителя по новому предмету—Закону Божию греческого обряда.

—Понимаете,—с жаром говорил он Палпалычу— Отечественная война 1812 года—это важнейшее событие XIX века, и воспитание детей в патриотическом духе не может не включать в себя правдивые рассказы об этой войне и о сражениях героической русской армии с огромным войском неприятеля, вторгшегося в родные пределы. Отражение Нашествия Двунадесяти языков —это один из тех моментов нашей истории, когда Россия стояла на грани катастрофы, и лишь благодаря единству Церкви и Народа сумела отстоять свою независимость! Это подобно тому, как требовать расследования деятельности Минина и Пожарского, защищавших свободу России от поляков…

—Сидор Полиевктович, полегче! Простите, что перебиваю Вас, но мне бы не хотелось обсуждать с вами Минина с Пожарским, потому что Ваш пример крайне неудачен.

—Чем же может быть крайне неудачен пример с народными героями, памятник которым стоит на центральной площади нашей страны—на Красной Площади в Москве возле самого ее сердца, Кремля?!

—Мне трудно Вам об этом говорить, Сидор Полиевктович, но, к сожалению, историю России Вы, по всей вероятности, знаете очень плохо и, постольку, поскольку это не Ваш предмет, то и хватит об этом.

— Палпалыч, прошу Вас, я в Вашей школе человек новый и пока плохо представляю себе школьную обстановку, но дело в том, что я изучал церковную историю, в которой подвиг патриарха Гермогена и Минина с Пожарским представляют собой очень важный пример духовного воспитания молодежи в духе Православия и патриотизма.

— Я воспитывался в советское время, когда имена церковных патриархов не упоминались, а насчет князя Пожарского и купца Минина могу сказать лишь одно: руководимое ими Второе Ополчение определилось с выбором кандидата на российский престол—им был сын шведского короля Карл Филипп Карлович, и они были резко против всех русских кандидатов.

— Но этого не может быть?!

— Сидор Полиевктович, что Вы имеете в виду? Что я Вас обманываю? Тогда внимание, правильный ответ. Вот как сформулирована была их политическая платформа на выборах царя в 1613 году: «Хотети б нам на Росийское государство царем и великим князем всея Русии государского сына Карла Филиппа Карловича, чтоб в Росийском государстве была тишина и покой и крови крестьянской престатие...». Что же касается, кстати, патриарха Гермогена, то он присягал на верность польскому царевичу Владиславу, сыну польского короля. Есть даже такое предположение, что его и убили сторонники Михаила Романова, прежде всего его дядя Филарет, а вовсе не поляки, которым он присягал на верность.

— Палпалыч, я решительно Вас не понимаю. Вы просто смеетесь надо мной! Как святитель-мученик мог присягать… своим мучителям? А заказчиком его убийства мог быть сам святитель Филарет Романов?!

— Это если считать, что мучителями были поляки—тогда действительно получается абсурд. Но ведь его могли убить и по приказу Филарета, и тогда все очень даже логично. Он ведь занял патриарший престол и объявил себя патриархом при еще живом патриархе Гермогене, который страшно мешал его карьере, так что выводы делайте сами.

— Зачем же тогда его канонизовала Русская Православная Церковь?

— Простите, в вопросах церковной канонизации я слаб. Пока мы с Вами остаемся в рамках фиксации исторических событий—я стою на твердой почве фактов. Как только мы уходим в мифы—я в них абсолютно ничего не смыслю. Вы еще что-то хотели мне сказать?

— Да, мне еще кое-что надо сказать. Насчет Отечественной Войны 1812 года…

— Вы опять, Сидор Полиевктович? Поверьте, не желая Вас обидеть, ребята никому ничего плохого не делают—они просто между собой обсуждают вопросы, которые их волнуют. Они не бьют стекол, не колются наркотиками, не делают того, за что их можно было бы ругать. Что Вас так беспокоит?

— Но, Палпалыч, затронуты самые основы патриотического воспитания. Речь уже не об исторической правде. Речь о том, что тот, кто посягает на уточнение исторической правды, посягает на народообразующую символику, на национальную русскую идею! Бородино— это символ России. Весь 1812 год есть символ России. Посягать на этот символ—не безгрешное занятие. В центре Москвы стоит Храм-Памятник в ознаменование Победы в Отечественной Войне над Двунадесятью языками…

— Одним из которых, кстати, был русский.

— ?!?!?! … ?!?!—Сидор Полиевктович судорожно хватал воздух ртом, таращил глаза и пожимал плечами, прижимая одну руку к сердцу, а другой беспомощно взмахивая в воздухе… Словом, состояние преподавателя Закона Божия греческого обряда было близким к кризисному. Но старый учитель, которого несколько лет назад ученики поздравили с 70-летием, а теперь вскорости ожидающий высшую награду Правительства России за 50-летний педагогический стаж, был абсолютно спокоен. Почему же он, человек старой закалки и коммунистического воспитания, оказался более приспособленным к новым условиям и новым идеям, чем те, которые… Неожиданно Сидор Полиевктович вновь обрел дар речи:

— Палпалыч, я буду говорить об этом на ближайшем педсовете, который состоится завтра. Насколько мне известно, многих учителей старших классов также беспокоит вопрос патриотического воспитания молодежи, и мы должны решить, куда двигаться.

— Раз Вы решили—то здесь я Вам не советчик. Поступайте по-своему, но имейте в виду: лже-романовская версия истории устарела уже почти сто лет тому назад, и новая реставрация лже-романовых в Московии в ближайшее время не предвидится.

— Напрасно Вы так, Палпалыч. Неужели Вы сводите патриотизм и любовь к России исключительно к навязанному династией, как Вы выражаетесь, лже-Романо-вых, варианту истории? Есть же еще и общечеловеческие ценности.

— Вот и давайте поговорим об общечеловеческих ценностях, а не о лже-романовских. Я знаю, у Вас задача стоит куда сложнее, потому что история Русской Православной Церкви была написана Екатериной Второй лже-Романовой гольштинско-готторпской династии и с тех пор не переписывалась, и то, что Вы преподаете детям, составляет лишь часть знаменитого вольтеровско-потемкинского «греческого проекта», не более. Поэтому общечеловеческие ценности для меня значат куда больше.

— Подождите, подождите. Я не могу так быстро. Что Вы имели в виду, когда говорили о том, что среди двунадесяти языков был русский?

— Я имел в виду, что Наполеон и Александр были близкими родственниками и союзниками, и поэтому Великая Армия Наполеона имела в своем составе около полумиллиона русских. Вот и все, что я имел в виду.

—?!?!?! … ?!?!— Сцена повторилась в точности во второй раз, и Палпалыч, опасаясь подобных рецидивов в течение дальнейшего разговора, просто предложил Сидору Полиевктовичу прекратить разговор. Предложение было принято в обстановке полного единодушия и взаимопонимания простым кивком, и Палпалыч остался один в своем кабинете.

Он долго размышлял о предстоящем педсовете и его возможных последствиях. Ни его заслуги, ни звание «Заслуженный учитель России», ни простые научные доводы не принимались в расчет при вынесении общего решения педсовета исключить Вовку и его друзей из элитной школы, которой всегда была 318 спецшкола, и перевести их в школу для детей с пониженными умственными способностями (из-за болезни Дауна). Палпалыч не хотел расставаться с Вовкой и решил всеми силами защитить его.

Начало педсовета было бурным. Сразу был задан скандальный тон, и хоть старые учителя, проработавшие с Палпалычем много лет, никогда не поднимали тон и не срывались, молодые стажеры и новопредметники сразу перешли в атаку. Больше всех раздражался Сидор Полиевктович.

— Посягая на войну двенадцатого года мы посягаем на народообразующую символику России!—его голос почти срывался на визг. — Уже Отечественную войну сорок пятого…

— …мы проиграли, Вы хотели сказать?—спокойно уточнил Палпалыч.

— Как можно проиграть уже выигранную войну? Мы создаем неправильный образ этой войны у подростков.

— Война есть война, в особенности если речь идет о таком позорном деянии царизма, как сговор с Наполеоном и сожжение древней Москвы, или сговор Сталина с Гитлером. Ведь Вторую Отечественную Войну мы проиграли не менее позорно, чем Первую! Почему для «банды инвалидов» Наполеона в центре Парижа был выстроен роскошный Дворец Инвалидов, и сам главарь этой банды Ерундобер похоронен в этом Дворце—а наших участников войны обзывали «соучастниками» и отворачивались как от чумы? Фактически победа во Второй Отечественной осталась за Америкой, превратившейся благодаря ей в сверхдержаву, а ее доллар-талер стал всемирной валютой. Мы ее проиграли, Сидор Полиевктович, это необходимо признать—и незачем создавать лживый образ этой гнусной войны у детей…

Мы проиграли ее прежде всего потому, что сегодня наши учебники истории для старших классов написаны в Америке, и по ним выходит, что мы все были придурками и трусами, предателями и идиотами, а войну выиграла Америка, она же освободила Европу и вообще весь мир. Наши жертвы были напрасны, а наши мечты о том, что наши дети и внуки будут с благодарностью помнить наш подвиг—тщетны. Мы потеряли в той бессмысленной бойне более 20 миллионов, Америка—всего 200 тысяч, т.е. меньше, чем мы теряли в каждый день войны.

Нам та война сломала судьбы, она страшно прошлась по всем семьям огромной страны, и наши раны не затянулись до сих пор. А теперь наши дети учатся по американским учебникам и презирают и ненавидят нас.

Поэтому я хочу знать—почему наши дети учат историю 1812 года по заказному роману Льва Толстого, правнука участников событий, а не по воспоминаниям современников? Это в точности совпадает и со Второй Отечественной—наши правнуки учатся теперь по школь-ным учебникам истории Джорджа Сороса, а не по «Васи-лию Теркину» Твардовского. Получается даже, что Лев Толстой —это что-то вроде русского Сороса.

Старые учителя молчали. Они прекрасно знали, что если Палпалыч занял принципиальную позицию—его ничто не сдвинет. В Великую Отечественную не раз смотрел смерти в лицо, ничего не боялся и потом. Сейчас же этого крепкого сильного духом старика тем более напугать было невозможно.

— Есть войны справедливые и несправедливые…

—Нет справедливых войн. Вы что, преподаете школьникам на уроках по Закону Божию историю войн?

— Я преподаю детям знания о том, что такое Бог, Церковь, церковные догматы и церковную историю.

—Да вся церковная история—это сплошная история войн! И если Вы так ратуете за патриотизм, значит, Вас не устраивает уровень церковно-патриотического воспитания в нашей школе? Вы хотите его поднять на должную высоту?

— Я этого не говорил.

— Тогда объясните, что Вы говорили? О каком патриотизме Вы изволите выражаться? И, надеюсь, мы не будем больше вспоминать Минина с Пожарским, Филаретом и уж совершенно мифическим Сусаниным?

— Палпалыч, я говорил лишь о том, что десятый «В» допускает неприличное поведение в отношении устоявшихся исторических понятий и разрушает систему патриотического воспитания в нашей школе.

— Сидор Полиевктович, со всем уважением к Вам лично—обратите внимание, не патриотического, а лже- патриотического воспитания. Понимаете? Лже- патриотизм сродни идиотизму, и если на лже-патриотизме воздвигают идолов—это еще хуже, чем спекуляции на любви к Родине, к матери, к русской культуре и т.д. Тогда поклонение ложным идолам заменяет простые человеческие—и очень глубокие, прошу Вас обратить особое внимание, Сидор Полиевктович,— простые и очень глубокие человеческие чувства любви и гордости за свою Родину.

И еще несколько слов в отношении, как Вы изволили выразиться, «устоявшихся исторических понятий»—главным «устоявшимся историческим понятием» во всей истории России XIX века был жалкий уродец Наполеон Бонапарт, выведенный во многих произведениях гениальных писателей того времени и обобщенный Гофманом в образе Крошки Цахеса по прозванию Циннобер-Ерудобер. Почему этот жалкий уродец так важен для нашего «патриотического воспитания», что на нем воспитываются уже многие поколения русских людей? Что он сделал такого сверх-гениального или сверхположительного, что ему оздаются такие божественные почести? Я Вас спрашиваю, Сидор Полиевктович!

Растерявшийся Греко-законобожник не нашелся, с ответом, и вопрос повис в воздухе. Вдруг со своего места поднялся преподаватель истории России в старших классах Иван Поликарпович. И хоть он был из «старой гвардии», прослуживши вместе с Палпалычем по ведомству Образования четверть века, тем не менее, в данном принципиальном споре он волей-неволей оказался на стороне Сидора Полиевктовича, с которым буквально еще недавно считал себя принципиально идейным противником.

— Вы понимаете, что разрушается образ России? Я даже не представляю себе, КАКУЮ историю России я скоро буду преподавать детям, если не остановить Ульянова со всякими Петечкиными и Распупыркиными. Вы помните, Палпалыч—«мы дети двенадцатого года»? Вся русская культура уходит корнями в Отечественную Войну с Нашествием Дванадесяти языков…

—Иван Поликарпович, Вы, дорогой ветеран, продолжайте преподавать историю так, как Вас учили еще тридцать лет назад. А вот когда Вовка окончит истфак Московского Университета вместе со своими друзьями—вот тогда они и напишут новые учебники. Эдак лет через десять. И если мы с Вами будем живы—тогда и почитаем их на пенсии. Заново пройдем курс истории России для старших классов общеобразовательной школы.

—Палпалыч, что Вы… что Вы такое говорите? Ульянов на истфаке? ЕГО диссертация по истории России начала XIX века? И в этой диссертации Наполеон как побочный сын Екатерины Второй приходит к своему племяннику, чтобы воплотить в жизнь ее «греческий проект» по расчленению Оттоманской Порты? В Тильзите Наполеон реанимирует ее «греческий проект» во второй раз, так как первый раз его реанимировал Император Павел Первый по докладу Ростопчина. Брак Наполеона на своей племяннице и сестре Александра не был разрешен по причине возможного вырождения рода лже-Романовых. К жалким десяткам тысяч собранных наспех со всей Европы «путешественников» присоединяется огромная русская армия численностью около полумиллиона—и вместе они образуют Великую Армию под личным командованием Императора Священной Римской Империи, Свободии, Короля Италии и прочая и прочая, великого князя московского и всея Руси Наполеона Буонапартия. Александр лже-Романов в Вильно сдает командование русскими войсками своему дяде—и их совместный поход в африканскую Индию=Иудею к Чаше Грааля становится реальностью.

Защита молодого ученого проходит блестяще, отчего ему сразу присуждается ученая степень бакалавра —нет, магистра истории—с приглашением читать лекции в Сорбонне. Толпы парижских студентов идут на Пляс ль`Этуаль—Площадь Звезды—громить Триумфальную Арку, на которой начертаны места побед Наполеона в полной уверенности, что ни одна из этих побед на самом деле одержана не была, особенно «победа» Наполеона на реке Березине. Я просто представил себе последствия…

— И правильно сделали, Иван Поликарпович! Вслед за Триумфальной Аркой в Париже будут разнесены Триумфальная Арка в Москве, домик в Филях и множество других сооружений, возведенных в честь победы над Двунадесятью Языками. Освободившиеся площади можно будет занять под скверики, жилые дома, гаражи или детские садики.

— И Вы не шокированы, Палпалыч? Вас не раздражает наглая самоуверенность недоучек и хулиганов?

— Шокирован… широтой взглядов и смелостью суждений. Я считаю вслед за ними, что пора прекращать Крошку Цахеса называть сверх-гениальным и премудрым, и на его чудовищном образе строить воспитание молодежи. Ни Крошка Цахес, никто из лже-Романовых, ни из героев романа Толстого «Война и мир» не могут служить положительными примерами для воспитания наших детей. Пора искать лучшие образы в истории. И потому вопрос об исключении Ульянова из школы считаю закрытым.

— Палпалыч, все же мы вынуждены вынести решение этого вопроса на открытое голосование.

—С какой же формулировкой вы собираетесь его отчислять?

— За академическую неуспеваемость и неудовлетворительное поведение.

— Тогда и меня отчисляйте! Отчисляльщики... Сидор Полиевктович, это Ваша работа? Я даже не удивлюсь, если именно Вы встанете на мое место после моего ухода. Так что голосуйте без меня, я что-то не очень хорошо себя чувствую.

Палпалыч резко встал и вышел на улицу. Он уже понял, что Вовка будет отчислен и не допущен к госэкзаменам, и хоть был совершенно спокоен за него, потому что был уверен, что Вовка справится со всеми жизненными трудностями—все же было грустно уходить на пенсию в таком молодом возрасте в полном расцвете физических и духовных сил и воочию видя разрушение плодов своих многолетних трудов.

 

Глава 12. Численность «Великой Армии»

Палпалыч настолько переживал за Вовку, которому грозило отчисление, что даже заболел и слег. Однако звонок его сослуживца Ивана Поликарповича вывел старого воина из депрессии.

— У меня хорошие новости, Палпалыч,—напрямик начал Иван Поликарпович.—Вовку оставляют. Как ни странно, даже Марьиванна вступилась за него. Она, правда, что-то говорила о том, что после разговора с Вами взялась заново перечитывать русскую классику. Интересно, о чем Вы с ней там говорили? Я сколько ни пытался ее расспросить о вашем разговоре—как в рот воды набрала.

— Как оставляют?—Палпалыч не верил своим ушам.

— Не только. Сидор Полиевктович написал заявление об уходе, и оно теперь ждет Вашей подписи.

— Прекратите меня разыгрывать, Иван Поликарпович,— попытался строго осадить коллегу директор.

— Да, у меня еще одна новость, но… я боюсь, Вы мне все равно не поверите. Простите, совсем забыл спросить: как Вы себя чувствуете,—в голосе Ивана Поликарповича явно слышался подвох. Он-то прекрасно знал, отчего заболел Палпалыч, а теперь, после всех новостей был также уверен—ответ его старого друга и директора будет оптимистичным.

— Так хорошо, что даже помолодел на полстолетия. Так, значит, и заявление ждет моей подписи? Третью новость сам узнаю завтра. У Вас все?

— Все. До завтра.

«Вот так,—подумал Палпалыч.—С утра небо затянуто тучами и дует северный ветер—и вдруг—на тебе. Яркое солнце и легкий бриз». Он заторопился и начал собираться на работу. Вынужденный перерыв в работе вызвал к жизни большой прилив энергии, и теперь он думал о том, как ему отремонтировать актовый зал и что он будет делать летом в своем саду.

Встретив ничего не подозревающего о пронесшейся мимо и улетевшей вдаль грозе Вовку, Палпалыч бросил ему на ходу: «После уроков зайди ко мне». Вовка сразу понял, что что-то случилось, потому что после уроков он всегда был страшно занят—помимо музыкальной гнусинской школы и художественной студии он еще старался не пропустить ни одной лекции в Планетарии и покормить уток в Зоопарке. Он лихорадочно соображал—от чего ему придется отказаться, чтобы надолго погрузиться в разговор с директором. Время уроков было, конечно, куда удобнее, но делать нечего—надо значит надо.

Когда школа опустела, Вовка зашел как обычно в кабинет Палпалыча, и тут директор начал говорить какие-то странные вещи. Он говорил, что надо аккуратнее выражать свои мысли, что учителя не готовы к пересмотру Истории и так далее и тому подобное. Вовке даже показалось, что Палпалыч ругает его за какие-то промахи.

Вдруг старый директор устало сел и провел рукой по лысине.

— Тебя могли исключить из школы и перевести в школу для детей, больных болезнью Дауна…

—Как это?

—Иди домой и подумай хорошенько над тем, что я тебе сказал.

—До свиданья, Палпалыч,—Вовка направился было к выходу, но вдруг директор остановил его.

—Что вы обсуждали относительно численности Великой Армии?

А была ли вообще Великая Армия?

—Мы пришли к выводу, что ее просто не было.

—Что значит не было? Была, но, возможно, намного меньше.

—Армия—это какое-то количество солдат, объединенных волей командиров и какой-то целью— завоевательной или оборонительной, и т.д. Так вот ни с какой стороны, как ни крути, такой армии как Великая Армия никогда не существовала. Ведь не называют же армией бандформирования! Поэтому и мы считаем, что «банда инвалидов» Ерундобера, совершившая «московский набег» в 1812 году, не может считаться армией.

—Я хочу послушать, о чем вы тут говорили, пока я болел.

Вновь Палпалыч сидел в кресле, а Вовка рассказывал ему о своих последних открытиях. Казалось, что ничего не изменилось с последнего педсовета. Но внутри себя Палпалыч впервые почувствовал уязвимость и ненужность этих разговоров. Что-то надломилось в нем…

Официальная версия—более полумиллиона

—Школьный учебник истории безапелляционно определяет численность вторгшейся в 1812 году в Россию «Великой Армии» в 640 тысяч человек . Эта цифра настолько упорно повторяется на протяжении вот уже около 200 лет, что ни у кого не возникает никаких сомнений и, главное, желания проверить ее. Исходя из принципа «Кто больше?» официальные историки соревнуются между собой в непомерном раздувании количественного показателя армии Наполеона. При этом разнос между официальными источниками также непомерно велик и составляет огромные цифры. И все же никогда они не опускаются ниже цифры в полмиллиона солдат, поэтому все источники, определяющие Великую Армию, перешедшую через Неман в июне 1812 года, более чем в полмиллиона, я буду относить к разряду официальных:

«Французская армия, состоявшая, по официальным известиям, из семисот тысяч человек, не имея в том числе ни отборных войск, ни гвардии, была разделена на тринадцать корпусов» .

«Армия, необходимая Наполеону для похода, уже тогда определялась в полмиллиона человек, не считая тех 50 тысяч, которые Наполеон должен был получить из Австрии и Пруссии. Из этого полумиллиона больше 200 тысяч должны были выставить другие вассалы—Италия, Иллирия, Вестфальское королевство, Бавария, Вюртемберг, Баден, Саксония, все остальные государства Рейнского союза, великое герцогство Варшавское; 90 тысяч поляков служило в наполеоновской армии. Бельгия, Голландия, ганзейские города считались не в числе вассалов, а в составе Французской империи» .

Частное мнение официальных историков—менее полумиллиона

Тем не менее некоторые историки, вынужденные считаться с официальной точкой зрения, все же уходят от оголтелого завышения армии Наполеона и снижают планку ниже полумиллиона солдат. Вот, например, как изящно это делает академик Тарле:

«В общем, из 655 тысяч человек, которыми располагал Наполеон для войны с Россией, 235 тысяч он должен был оставить пока во Франции и в вассальной Германии, а через границу переправил лишь 420 тысяч человек. Но и эти 420 тысяч подходили и переправлялись лишь постепенно».

Насколько же постепенно подходили и переправлялись «эти 420 тысяч» за 2 месяца наступления и 3 месяца бегства академик дипломатично умалчивает. Примерно в те же 400 тысяч определяет численность Великой Армии и Клаузевиц, опираясь на данные Шамбре:

«Согласно Шамбре, у которого вообще мы заимствовали данные о численности французских вооруженных сил, мы определили численность французской армии при ее вступлении в Россию в 440 000 человек…».

В соответствии со всеми источниками вся «Великая Армия» была подразделена на 14 корпусов. Нижеприведенная таблица с небольшими изменениями приводится практически везде:

Императорская гвардия Мортье	47 тыс. чел.
1-й армейский корпус (маршал Л.Н.Даву)	72 тыс. чел.
2-й армейский корпус (маршал Н.Ш.Удино)	15 тыс.чел.
3-й армейский корпус (маршал М.Ней)	39 тыс. чел.
4-й армейский корпус (дивизионный генерал Ж.А.Жюно; Евгений Богарне)	45 тыс. чел.
5-й армейский (Польский) корпус (дивизионный генерал князь Ю.А.Понятовский)	36 тыс. чел.
6-й армейский (Баварский) корпус (дивизионный генерал Л.Гувьон Сен-Сир)	25 тыс. чел.
7-й армейский (Саксонский) корпус (дивизионный генерал Ж.Л.Э.Рейнье)	17 тыс. чел.
8-й армейский (Вестфальский) корпус (король Жером Буонапарт)	17 тыс. чел.
9-й армейский корпус (маршал К.В.Виктор)	10 тыс. чел.
10-й армейский корпус (маршал Э.Ж.Ж.А. Мак-Дональд)	30 тыс. чел.
Резервная кавалерия (1-3 кавалерийский корпуса) маршал Мюрат в составе: 1-го кавалерийского корпуса (дивизионный Генерал граф Э.М.А. Нансути); 2-го кавалерийского корпуса (дивизионный генерал Л.П. Монбрэн); 3-го кавалерийского корпуса (дивизионный генерал маркиз Э. Груши)	40 тыс. чел.
4-й кавалерийский корпус (дивизионный генерал граф М.В.Н.Ла Тур-Мобур)	8 тысяч чел.
Австрийский корпус (генерал от кавалерии князь К.Ф. Шварценберг)	34 тыс. чел.
Прусский корпус (генерал-лейтенант Граверт)	20 тыс. чел.

Итого: 455 тысяч человек

 

Однако при более детальном вчитывании в цифры Шамбре-Клаузевица становится заметным следующее:

1. Корпус самого несчастливого сверхбитого наполеоновского маршала Мак-Дональда насчитывал 30 тысяч, при этом он был усилен 20-тысячным прусским корпусом—итого должно было быть 50 тысяч. Однако при описании действий Мак-Дональда всегда фигурировали только пруссаки. Это дает основание полагать, что корпус Мак-Дональда и состоял исключительно из одного прусского корпуса Граверта.

2. 7й Саксонский корпус Рейнье всю кампанию квартировался в Варшаве и прикрывал бегство Наполеона. Неман саксонцы не переходили.

3. 8й Вестфальский корпус Жерома Буонапарта немного выдвинулся в начале войны и тут же «задвинулся» обратно, поэтому его участие в кампании также можно назвать условным. Включение его в состав «московского контингента» так и осталось на бумаге.

4. Австрийский корпус Шварценберга практически не принимал участие в войне и добровольно очистил русскую территорию без боев. Аналогично и прусский корпус Граверта. Вообще военных действий между бывшими союзниками по коалиции практически не происходило.

5. О польском корпусе Понятовского много написано только на бумаге—в военных сводках сведений о нем почти не содержится. Так называемая «дивизия Домбровского», не входившая в состав 5 польского корпуса и прикрывавшая Смоленск, официально насчитывала всего 3,5 тысячи человек (на самом деле гораздо меньше). По-видимому, это и были реальные польские части.

6. Невероятная численность французской кавалерии (около 50 тыс. конников) при столь же невероятном падеже лошадей уже с первых дней похода также представляется страшно завышенной.

Итак, согласно Шамбре, Великая Армия насчитывала около 450 тысяч солдат, из которых около 300 тысяч (официально) проделало путь от Смоленска до Москвы, а остальные играли роль флангового охранения. В то же время хорошо видно, что даже из этих 150 тысяч (официальных) численность фланговых частей реально была намного меньше:

из 50 тысяч Мак-Дональда оставим 20 тыс. мирных пруссаков;

из перешедших Неман войск вычтем корпуса Рейнье (17 тысяч) в Варшаве и Жерома Буонапарта (17 тысяч) в Австрии;

не будем учитывать и 30 тысяч гостевавших на Украине австрийцев Шварценберга.

Но это—весьма осторожное обращение с официальными цифрами. Никакого кардинального пересмотра я пока не предпринимал.

Версия французского полковника Марбо—300 тысяч

Однако современный английский историк Роналд Ф. Делдерфилд, указывая на огромные расхождения в оценках численности «Великой Армии», заостряет на этом внимание читателя:

«…данные о коли¬честве войска, переправившегося через Неман, в разных источниках варьируются очень сильно—от 320 до 600 тысяч человек» .

Он же указывает на серьезный французский источник, считая его крайне точным—на полковника Марбо, участника московского набега, который называет численность Великой Армии вдвое меньшей официальной:

«Указывая общее число вторгшихся в Россию войск в количестве 325 900 человек (из которых 155 400 были французами), Марбо утверждал, что в конце кампании через Неман переправились 60 тысяч ».

Английская версия—50 тысяч

Но даже эта цифра (325 900) общего числа вторгшихся в Россию солдат Великой Армии неожиданно начинает осмысливаться по-иному при сопоставлении ее с другой, приведенной Делдерфилдом чуть ниже:

«Может быть, самый лучший способ прийти к окончательному выводу относительно потерь—это разделить войска Наполеона на три части: дезертиры, фланговое охранение и московский кон¬тингент. Дезертиры, исключительно пруссаки и австрийцы, практически не несли потерь, уменьшив наступательные силы на 275 тысяч человек, не беря в расчет сопровождавших ар¬мию. Общие силы флангового охранения Удино и Виктора в тот момент, когда они присоединились к главным силам у Борисова, насчитывали около 25 тысяч человек» (Там же, с.348).

Простой арифметической подсчет показывает, что, по версии Марбо-Делдерфилда, «верные» Наполеону части вряд ли превышали 50 тыс. человек (325-275=50). Бок о бок с ней с коренным населением Московии сража-лась союзная ей и многократно превосходящая так наз. русская армия, наиболее боеспособная армия в Европе.

Вовкина версия

Между тем, не оспаривая численность Великой Армии (500-600 тысяч солдат), моя,—тут Вовка сделал ударение на слове «моя» и весьма многозначительную паузу,—точка зрения заключается в том, что ее состав был приблизительно следующим: 20 тысяч пруссаков, 30 тысяч австрияков, 50 тысяч так называемых французов (голландцев, итальянцев, хорватов и прочих немцев) и, наконец, 400 тысяч русских! Были еще всякие польские волонтеры, вестфальцы Жерома, и другие, формально увеличивавшие Великую Армию до 600 тысяч, но на самом деле несуществующие части.

Московский контингент—«банда инвалидов»

Прежде всего рассмотрим численность той части Великой Армии, которую называют собственно «французской»—тех менее 50 тысяч несчастных, из которых практически никто не спасся после оставления ими Москвы. Как мы помним из учебников истории, вначале Наполеон наступал широким фронтом и занимал польские земли по «Плану Клизма»— освобождения Польши и сожжения Москвы, а русская армия уходила от него вглубь своей территории.

Но после Смоленска ситуация изменилась. Наполеон во главе «московского контингента» пошел из Смоленска прямо на Белокаменную, и по дороге одержал «победу» при Бородине. Официальные историки утверждают, что с Наполеоном на Москву ушла половина Великой Армии, т.е. 300 тысяч солдат, а другая половина удерживала занятые им польско-литовские территории. На Москву ушли «французы», в то время как фланги преимущественно охраняли союзники-немцы (Рейнская конфедерация, Пруссия, Австрия и др.). За несколько месяцев войны фланговое охранение практически не вступало в бои с русской армией и покинуло территорию России самостоятельно.

А теперь предоставим слово официальным источникам относительно Московского контингента:

«24 июня, в момент вступления в Россию, корпуса, принадлежавшие к центру французской армии, т. е. к войскам, предназначенным для похода на Москву, находились в следующем составе:

1й корпус	72 000
3й корпус	39 000
4й корпус	45 000
5й корпус	36 000
8й корпус	18 000
Гвардия	47 000
Резервная кавалерия	40 000
Генеральный штаб	4 000

Итого: 301 000

…

Первоначальная численность	301 000
Выделено (в Смоленске)	13 000
Армия должна бы состоять из	288 000
В действительности она насчитывала	90 000

Общие потери 198 000

Следовательно, в итоге получается, что за вычетом выделения весьма немногочисленного смоленского гарнизона «московский контингент» прибыл в Москву официально немного менее чем с 1/3 своего первоначального состава. То есть по дороге от Смоленска до Москвы всего за три недели Наполеон умудрился потерять более 2/3 своей армии! Но и это еще не все. Двинувшись в обратном направлении «московский контингент» в Смоленске насчитывал всего 42 тысячи человек или менее седьмой части от первоначальной численности. Общие потери, согласно школьному учебнику, составляли две трети до вступления в Москву и чуть менее 90% до возвращения в Смоленск.

Для оправдания этих невероятных потерь, понесенных Чичиковым-Наполеоном от своего близкого друга и доброжелателя Манилова-Александра, и была изобретена крайне кровопролитная Бородинская битва, переросшая в фантазиях историков из нелепой стычки между союзниками, которых за весь этот странный поход 1812 года было немало (см. главу «Да, были схватки боевые»), в грандиозное сражение величайших армий мира. А ведь именно 40-50 тысяч солдат, с самого начала и составлявшие «московский контингент» или, как его окрестили, «контингент обреченных»—брошенных на произвол судьбы итальяно-голландских путешественников при состоявших при них французских офицерах—и являлись костяком Великой Армии. Иными словами, такими же «мертвыми душами», что и остальные части Великой Армии. Они же «банда инвалидов».

—Ну ты махнул,—Палпалыч усиленно делал вид, что не догонял.

—Что махнул?—уточнил Вовка с серьезным видом.

—Ну что Наполеон командовал всего 50 тысячами.

—Так об этом прямо пишет даже английский историк Делдерфилд,—удивился Вовочка.—Я ведь уже приводил его расчеты.

—Не так быстро, Владимир,—Палпалыч еще как бы не мог оправиться от шока.—Нас-то учили в школе, что под командованием Наполеона было более полумиллиона солдат.

—Конечно, было… в мечтах. Так оно и представлялось ему в начале 1812 года: 20 тысяч пруссаков, 30 тысяч австрияков, 50 тысяч итальяно-голландцев под видом французов и около 400 тысяч русских, не считая поляков, вестфальцев и др. Чем не двунадесять языков?

—Понимаешь, ты делаешь недопустимую вещь: ты включаешь русских в состав Великой Армии. А нас учили, что Наполеон объявил войну Александру Первому…

—Своему союзнику?!… Нас ведь не учили, что тильзитские союзники должны были объединить свои армии для похода на Оттоманскую Порту для осуществления «греческого проекта» Екатерины и далее в Индию -Эфиопию и многому другому.

Нежелание Дениса Давыдова служить во французской армии

Но конечной целью похода «в южные губернии»= Оттоманскую Порту было завоевание Индии=Эфиопии. Однако далеко не все в русской армии хотели воевать в африканской Индии под командованием французских офицеров. Вот, например, как описывал князю Багратиону герой Отечественной Войны Денис Давыдов свое нежелание воевать за интересы Франции в Индии:

«…Князь! откровенно вам скажу: душа болит от вседневных параллельных позиций!… И потому, если не прекратится избранный Барклаем и продолжаемый свет-лейшим род отступления,—Москва будет взята, мир в ней подписан, и мы пойдем в Индию сражаться за французов!… Я теперь обращаюсь к себе собственно: если должно непременно погибнуть, то лучше я лягу здесь! В Индии я пропаду со ста тысячами моих соотечественников, без имени и за пользу, чуждую России, а здесь я умру под знаменами независимости, около которых столпятся поселяне, ропщущие на насилие и безбожие врагов наших... А кто знает! Может быть, и армия, определенная действовать в Индии!..»

Князь прервал нескромный полет моего воображения…»

Денис Давыдов описывает не свое частное мнение —наоборот, он указывает, что это мнение было всеобщим, что еще до войны участь Москвы была предрешена, а союз с Францией означал совместный поход русских войск в составе Великой Армии под началом французских офицеров в Оттоманскую Порту и Индию…

— Это мнение одного гусара и поэта. Ничего определенного.

— Полностью с Вами согласен. Это я так просто—Вы же хотели знать мое мнение? Конечно, оно немного отличается от официального.

—Оно слишком отличается.

—Да, согласен. И все же…

—Теперь переходи к описанию битв.

—Каких битв? Разве были битвы?

—Конечно же были!

Глава 13. «Да, были схватки боевые…»

Да, были схватки боевые

И, говорят, еще какие!..

Богатыри—не вы!…

Лермонтов, «Бородино»

 

—Палпалыч, даже по официальным сведениям ВСЕ битвы приходятся на второй период войны, то есть после оставления Наполеоном Заманиловки-Москвы. А до этого русская армия просто панически бежала от него

—Как панически бежала?

—Неужели расстояние в тыщу верст, которое преодолела русская армия за два месяца (из которых три недели Наполеон ждал племянника в Вильно) от брегов НемАна до Москвы, то есть в среднем по 25 верст каждый день, можно назвать как-то иначе? Конечно, трусливое, позорное паническое бегство! Самой большой и боеспособной армии в Европе, защищающей свое Отечество—от «банды инвалидов» и кучки мародеров…

—Владимир Ильич, Вы перегибаете палку!

—Конечно же нет, Палпалыч! Не только не перегибаю —даже, скорее, недогибаю. Битвы под Смоленском не было и просто не могло быть.

—Интересно, почему же?

—Да потому, что смоленский Кремль намного больше и мощнее московского, и защищать его при огромных запасах продовольствия и боеприпасов можно было бы очень долго. Укрепления смоленского Кремля не срыты до сих пор, и по ним можно судить о том, насколько боеспособной была эта твердыня двести лет назад. Осадных орудий у Наполеона не было, потому что их изобретут лишь через сто лет—да и вообще он не осаждал и не взял приступом ни одной крепости. Так что при нормальной войне его «обломали» бы уже в Смоленске. Даже если верить официальным учебникам— двести тысяч защищающих Отечество русских в неприступной мощнейшей крепости с огромными запасами против даже полумиллионной армии захватчиков. И если бы им удалось продержаться хотя бы до ноября, то есть немногим более трех месяцев—и весь наполеоновский «план клизма» просто улетучился бы. Если русским удалось из обычного мирного города Севастополя сделать неприступную крепость—то что уж говорить о Смоленске, самой мощной крепости России!

—Спасибо, мне очень нравится твоя логика. Я понимаю, что ты хочешь сказать, что никакого сражения под Смоленском не было—а русские просто взорвали город, оставили уже начинающим голодать «французам» выпивки и закуски, т.е. продовольственные склады (или, как их тогда называли, «магазины»), и срочно побежали сжигать Москву и остальные русские города.

—Здорово! Спасибо Вам, Палпалыч, больше никто, кроме Вас мою бредятину не воспринимает всерьез.

—Это понятно. У тебя—хулиганство и ветер в голове, у меня—старческий маразм, так что мы оба в чем-то похожи. Ну а что ты расскажешь мне о Бородине?

—Кроме Льва Толстого есть же и другие описания этой «битвы». Например, воспоминания командира той самой легендарной «батареи Раевского», которая якобы переходила из рук в руки, и где

«…ядрам пролетать мешала

гора кровавых тел…»

—Интересно-интересно, что же пишет Раевский в своих воспоминаниях?

—Вот именно! Он пишет, что его 15-летний сынишка «в день Бородина» отпросился у него собирать грибы, и любящий отец отпустил его … в самое пекло боя.

—Как это?

—Ну, по училкиным учебникам выходит, что там кипел страшный бой—а в это время именно в этом месте Раевский-младший спокойно собирал грибы. Кто врет? Раевский, описывающий день за днем Отечественную войну 1812 года и по-детски наивно не сообщающий об этой битве ни одного слова—или училкины учебники?

—Так, с этого месте поподробнее.

—Пожалуйста. Почти ни у кого из участников событий 1812 года нет упоминаний о «битве под Москвой» или Бородинском сражении. Понимаете, зияла огромная дыра: русские два месяца панически бежали от «банды инвалидов» и торопились как можно быстрее спалить свою «любимую» Москву—и не было ни одного сражения. Поэтому и пришлось изобретать битвы под Смоленском и под Москвой. И хотя битва под Смоленском почти нигде не описана и довольно невнятна—зато битва под Москвой расписана так, что любо-дорого.

—Но ведь были же реальные жертвы.

—Да, были. Был предательски убит, например, князь Тучков, а его безутешная вдова выстроила на месте его убийства церковь.

—Что значит «предательски убит»?

—Это значит, что его убили сами русские. Я только еще не совсем разобрался, зачем это было сделано. Его часть была в упор расстреляна картечью русской артиллерией, и погибло довольно много—по штатному расписанию около 270 человек среднего и старшего офицерского состава. Погиб и князь Багратион, так и не смирившийся с назначением Великого Командора Тевтонского Ордена князя Кутузова Главнокомандующим. Это была своего рода «чистка» в армии—через сто с лишним лет Сталин будет «чистить» армию уже немного по-другому.

—И что же, французы вообще «не пострадали»?

—У русских в армии было штатное расписание, и поэтому довольно легко видеть по его изменению, какие потери несли русские во время «боевых» действий. А у французов были сплошные «мертвые души», и их убытие или, наоборот, прибытие ничем реально не подкреплялось. Поэтому если «доктор Ларрей полагает», что французов было убито более 97 тысяч—значит, действительно, под Москвой полегло 97 тысяч мертвых душ.

—А ты сам-то ездил на поле Бородина?

—Нет. Но Петя Васечкин ездил с Распупыркиным, и они говорят, что на таком поле не могут быть развернуты две огромные армии общей численностью около трети миллиона—да еще с возможностью маневрировать.

—Почему же?

—Несколько причин. Во-первых, оно просто очень маленькое. Даже если поставить треть миллиона человек вплотную друг к другу тесно прижавшись, то даже в этом случае это поле не вместит всех. Во-вторых, оно очень пересеченное, а раньше сражения происходили на ровных полях как плоская тарелка, а не в ложбинах, оврагах с речушками и рощицами. А если еще наложить схему бородинской баталии на реальную местность—то можно уписаться со смеха. Поговорите об этом с любым военным, окончившим военную Академию. Уж не говоря о том, что, повторяю, сами участники событий вообще ничего не знают и потому не упоминают об этой битве.

—А что же они тогда упоминают?

—Давайте лучше перейдем к реальным битвам, описания которых сохранились у участников тех событий

Битва под Валутиным, ноябрь 1812 года

«Зверства в конце короткого днев¬ного перехода не знали предела: старые боевые товарищи вступали в схватку друг с другом из-за куска хлеба или глотка водки. На некото¬рых почтовых станциях, казавшихся непозволи¬тельной роскошью на этой дороге, разгорались целые небольшие сражения за право ночевать внутри, потому что выбор, быть под крышей или остаться снаружи, был равен выбору между жизнью и смертью.

Те, кому удавалось добраться до почтовой станции раньше других, набивались в эти боль¬шие, похожие на конюшни строения. Офице¬ры, сержанты и простые солдаты, кавалеристы, артиллеристы, пехотинцы и гражданские соби¬рались в тесную группу, располагаясь у дверей, под стенами или даже на чердаке, и отражали нападения оставшихся снаружи, кидая в них по¬ленья, стреляя из мушкетов и пуская в ход шты¬ки. На почтовой станции, расположенной на расстоянии однодневного перехода от Валутина… разыгралась страшная трагедия. Ее результатом стала гибель почти 800 человек.

Бургойнь, оказавшийся в числе тех, кто по¬дошел позже, описал это миниатюрное сраже¬ние между теми, кто уже занял место внутри почтовой станции, и опоздавшими. Ночью те, кто остался снаружи, страшно отомстили тем, кто был внутри: они подожгли здание со всех сторон, а поскольку двери открывались внутрь, выйти оказалось невозможно. Бургойнь и его товарищи спасли около полудюжины несчаст¬ных, включая офицера, вытащив их через дыру в деревянной стене, но большая часть осталась внутри, поджарившись заживо или погибнув в давке у выхода из здания. Одна часть бывших снаружи собралась вокруг огня и не могла или не хотела помочь погибавшим, другая часть хладнокровно разгребала пепел в поисках до¬бычи. Большинство, однако, протягивало руки к огню, восклицая: «Какое красивое пламя!» Ветеран Бургойнь, имея за плечами шесть лет боевой службы, признавался, что от этой сце¬ны его вывернуло, и наутро он вышел раньше, чтобы оказаться подальше от этого страшного места. По дороге он встретил двух пехотинцев, которые рассказали ему, что наблюдали, как хорваты вытаскивают из огня тела мертвых, разрезают их и пожирают» .

Трехдневная «Битва» под Красным

События 1812 года вообще были бурными и крайне кровавыми. Бургойню вторит другой очевидец этих событий—Денис Давыдов. Тем не менее у самого Дениса Давыдова напрочь отсутствуют описания грандиозных баталий школьных учебников. Даже более того, он откровенно смеется над этими описаниями:

«Сражение под Красным (1 ноября), носящее у некоторых военных писателей пышное наименование трехдневного боя, может быть по всей справедливости названо лишь трехдневной охотой на голодных, полунагих французов: подобными трофеями могли гордиться ничтожные отряды вроде моего, но не главная армия. Целые толпы французов, при одном появлении небольших наших отрядов на большой дороге, поспешно бросали оружие».

Чуть ниже, уже безо всякой иронии Давыдов называет участников похода на Индию… путешественниками, что, пожалуй, является наиболее точным определением истинного состояния и положения тысяч и тысяч разноплеменных искателей приключений, вторгшихся по приглашению лже-Романовых для разграбления их гольштинской окраины—Московии:

Битва под Рыбковым 21 октября

«Того же числа, то есть 21-го (октября), около полуночи, партия моя прибыла за шесть верст от Смоленской дороги и остановилась в лесу без огней, весьма скрытно. За два часа пред рассветом мы двинулись на Ловитву. Не доходя за три версты до большой дороги, нам уже начало попадаться несметное число обозов и туча мародеров. Всех мы били и рубили без малейшего сопротивления. Когда же достигли села Рыбков, тогда попали в совершенный хаос! Фуры, телеги, кареты, палубы, конные и пешие солдаты, офицеры, денщики и всякая сволочь—все валило толпою. Если б партия моя была бы вдесятеро сильнее, если бы у каждого казака было по десяти рук, и тогда невозможно было бы захватить в плен десятую часть того, что покрывало большую дорогу. Предвидя это, я решился, еще пред выступлением на поиск, предупредить в том казаков моих и позволить им не заниматься взятием в плен, а, как говорится, катить головнею по всей дороге. Скифы мои не требовали этому подтверждения; зато надо было видеть ужас, объявший всю сию громаду путешественников! Надо было быть свидетелем смешения криков отчаяния с голосом ободряющих, со стрельбою защищающихся, с треском на воздух взлетающих артиллерийских палубов и с громогласным «ура» казаков моих!..»

Березинское сражение

И все же невозможно пройти мимо самого страшного описания действительно грандиозной баталии, в которой, как и всегда, Наполеон одержал величайшую победу, обозначенную на Триумфальной Арке на Площади Согласия (пляс Конкорд) или Звезды (л`Этуаль) в Париже—у Березины. Все официальные военные историки захлебываются в истерическом восхвалении военного гения Наполеона при анализе этого сражения:

«И сам Наполеон, и его маршалы, и многие военные историки, как прежние, так и новые, считали и считают, что как военный случай березинская переправа представляет собой замечательное наполеоновское достижение… В 1894 г. появилось специальное исследование русского военного историка Харкевича «Березина», считающееся и теперь образцовым… Так же как и Апухтин, Харкевич считает, что страх, панический страх перед Наполеоном так сдавил и парализовал Витгенштейна и Чичагова, что они не сделали того, что должны были со своей стороны сделать. Действия же Наполеона Харкевич считает вполне целесообразными» .

После этой победы Наполеон хвастался, что наголову разбил Витгенштейна и взял в плен 6 тысяч русских! Тем самым он снискал себе неувядаемую славу величайшего военного гения всех времен и народов, а его описание сражения вошло во все учебники по военному искусству. К сожалению, некоторые несознательные элементы и всякие хулиганы и сказочники почему-то до сих пор продолжают подвергать сомнению официальную точку зрения и приводят несколько иные факты, которые мы и передадим читателю:

«Марбо, бывший со вчерашнего дня на левом берегу, также сообщал о необычной апатии, ко¬торая господствовала среди тысяч отставших, все еще стоявших лагерем на правом берегу, и настолько овладела ими, что, можно сказать, будь они чуть проворнее, возможно, удалось бы предотвратить ту ужасную трагедию, которая последовала позднее. Потеряв лошадь, которую запрягали в обоз с полковой казной и контор¬скими книгами, ночью 27 ноября Марбо поска¬кал обратно к мосту и был поражен, обнару¬жив, что оба моста совершенно пустые, левый берег Березины пестрит кострами и биваками, никто не использует прекрасную возможность переправиться на другой берег. Впервые он увидел остатки Московской армии и, как и все солдаты из откомандированных подразделений, пришел в ужас от их внешнего вида и отсут¬ствия дисциплины.

Поняв, что еще чуть-чуть и начнется массо¬вое бегство этой толпы к мостам и она окажет¬ся мишенью для артиллерии Витгенштейна, Марбо собрал несколько сотен уцелевших и, действуя частично убеждением, частично силой, сумел успешно переправить на правый берег от 2 до 3 тысяч человек. Он оценивал толпу солдат, отбившихся от своих полков, приблизительно в 50 тысяч, но эта цифра, даже если и была близ¬ка к действительности, не включала в себя ог¬ромного количества гражданских и, возможно, бывших там русских пленных, о которых никто больше не беспокоился.

Ниже по течению, у Борисова, Виктор пре¬кратил свои продолжительные бои с Витген¬штейном и готовился идти к переправе. В это время под его командованием находилось 8 ты¬сяч человек, но он оставил 2 тысячи пехотинцев, 300 кавалеристов и три пушки под коман¬дованием генерала Партоно, который должен был прикрывать его отступление.

Поздно вечером, 28 ноября, Виктор столк¬нулся с толпой, все еще стоявшей лагерем на его стороне реки, но, имея в тылу Партоно, решил, что для особой спешки причин нет. Он также узнал, что император переправился на другой берег прошлой ночью, а Ней все еще справля¬ется с отчаянным натиском Чичагова у деревни Завинской, расположенной за бродом на правом берегу реки.

Тем не менее именно в этот момент нелепая оплошность лишила французов их арьергар¬да. Поднимаясь вверх по течению из Борисова, генерал Партоно совершил фатальную ошибку, дойдя до развилки и повернув направо, а не налево вдоль берега. Почему он так сделал, ос¬тается загадкой. Партоно—опытный офицер, несущий большую ответственность,—должен был следовать той же дорогой, по которой про¬шли несколько солдат легкой пехоты, тогда бы река не оказалась по правую сторону от него. Но он вместе с большей частью своих 2 тысяч пошел прямо на авангард армии Витгенштейна, который немедленно заглотил столь лакомый кусок. Партоно доблестно сражался, отчего его дивизия уменьшилась до нескольких сотен че¬ловек, пока ей не пришлось сложить оружие. Только последний батальон под командовани¬ем более бдительного офицера на развилке по¬вернул налево и присоединился к Виктору, находившемуся напротив Студенки.

Теперь отступление достигло своей наиболее ужасной стадии. Как только ядра орудий Вит¬генштейна стали падать на головы огромной толпы разрозненных солдат и нестроевых, уже два дня стоявших лагерем на левом берегу, на¬чалось дикое бегство к мостам. Виктор прибыл на берег около 9 часов вечера, но паника на¬чалась где-то за час до этого, и неразбериха на подступах к мостам, когда туда подошли первые части Девятого корпуса, не поддавалась описа¬нию. Солдаты, женщины с детьми, возницы, все еще на своих повозках, и маркитанты, ухитрив¬шиеся сохранить свои телеги до самой перепра¬вы или найти им замену, согласованно пытались добраться до одного из двух насыпных мостов, дававших им шанс уйти от наступавших рус¬ских. В половине девятого мосты были перепол¬нены беглецами и начали рушиться под их ве¬сом, а подступы к мостам наполнились хаосом из сцепившихся повозок и рвущихся вперед животных, при этом каждый возница, пытаясь пробиться в общей давке, выкрикивал угрозы и изрыгал проклятья на пределе возможностей своего голоса.

Свидетель пишет, что эта сцена напомнила ему описание Дантова «Ада», а когда русские пушки начали бить по мосту и подступам к нему, поток людей и повозок превратился в сплошное месиво. Повозка за повозкой скатывалась или соскальзы¬вала на мелководье, а на самих мостах груды трупов образовали барьеры, сквозь которые самые актив¬ные из отступавших пробивали себе дорогу в бе¬зопасное место. Когда тяжелый мост рухнул от непомерного напряжения, на его остатках нача¬лась бешеная борьба за спасение, и даже те, кому удалось переправиться на другой берег, оказались безнадежно вовлеченными в другую стычку, пото¬му что правый берег (крутой и скользкий) не был разрушен так сильно, как левый. Многие возни¬цы, поняв, что переправиться вместе с повозками напрямую невозможно, съехали в воду, но толь¬ко немногие из них достигли противоположного берега…

Паника на единственном уцелевшем мос¬ту еще больше усилилась, когда Девятый корпус Виктора, маршировавший в боевом порядке, прорубил себе дорогу сквозь толпу, чтобы при¬соединиться к главным силам. Двое из старших офицеров не потеряли голову во время этой ужасной переправы. Один из них—маршал Лефевр, который стоял на берегу и пытался, пока толпа беглецов не смела его и он не попал на другой берег, контролировать ситуацию, что¬бы не допустить паники. Другой, не менее по¬чтенный офицер,—генерал Эбли, руководив¬ший строительством мостов. Эти два человека могут претендовать на часть лавров, которые после зимы 1812 года увенчали Нея, принца Ев¬гения и Удино. Эбли оставался на левом берегу, когда с первыми лучами солнца увидел размеры этой чудовищной трагедии. Русские к этому вре¬мени были на расстоянии мушкетного выстрела от отступавших, поэтому генерал отдал приказ поджечь мост и все оставшиеся обозы. Несколь¬ко тысяч беглецов предпочли плен переправе и были схвачены в тот же день.

Весь масштаб этого ужасного и по большей части совершенно ненужного стихийного бег¬ства стал известен весной следующего года, ког¬да лед Березины растаял и вокруг Студенки об¬наружили 32 тысячи трупов, которые сожгли на берегу. Среди погибших, наверное, три пятых были гражданскими, среди них большое количе¬ство женщин и детей».

Толпы измученных, оборванных и голодных путешественников вперемешку с «бандой инвалидов» под командованием самого Ерундобера смогли наголову разбить армию Витгенштейна! Тут, конечно, главным злодеем, как всегда, выступил Дед Мороз , отчего Ерун-добер, как считается в официальных учебниках, потерял последние остатки своей Великой Армии и сиганул в Сморгонь, откуда в условиях глубокой конспирации и переодетый австрийским офицером, чтобы не быть узнанным и растерзанным по дороге через немецкие земли, где его открыто ненавидели и объявили охоту на него, отправился прямо в Париж к себе во дворец Тюлирьи.

—Постойте, а шесть тысяч пленных?!—искренне недоумевает почитатель военного гения Наполеона.

—Мне некогда было следить за ними!—надменно мяучит мерзкий уродец.

И действительно, величайшему военному гению Ерундоберу было недосук следить за русскими—он был занят делами государственной важности! Ожидая коленопреклоненного племянника в Москве, он коротал время в составлении артикулов для Комеди Франсэз—занятие, достойное истинного полководца…