А.Б.Никольский

Прежде чем приступать к решению задачи исторической реконструкции, рассчитывая при этом не на досужие рассуждалки в духе Эдварда Радзинского, а на реальную работу в попытке понять, что же было на самом деле в нашем прошлом, полезно разобраться в некоторых методологических вопросах.

При этом в качестве первого необходимого шага придётся отказаться от двух распространённых заблуждений.

Первое из этих заблуждений заключается в представлении, что история – это даты. Заблуждение это старательно вбивается в наши головы начиная со школьной скамьи. Процесс обучения историческому знанию в качестве неотъемлемой составляющей включает в себя зубрёжку дат.

Однако, многочисленные работы критиков традиционной хронологии не оставляют от этого зубрёжного принципа камня на камне: говорить о сколько-нибудь точных датировках применительно к хронологии древности и средневековья под напором неопровержимой критики становится решительно невозможным.

При этом мы должны очень чётко понимать, что кризис хронологии как науки проявляется в настоящее время прежде всего в том, что, обоснованно отвергая ортодоксальные датировочные методы, их критики не смогли на деле предложить принципиально иные, научные. «Новая хронология» – точно такой же миф, как и традиционная история. Несмотря на все предпринятые авторами новой хронологии попытки выстроить определённую историко-хронологическую реконструкцию, в её основе лежит всё та же скалигерова хронология, только свёрнутая в несколько раз. То есть, нам нужно честно зафиксировать, что все известные на сегодняшний момент попытки так или иначе формализовать задачу присвоения абсолютной даты тому или иному историческому событию следует признать неудачными. Поэтому, рискуя проставлять даты при отсутствии методик их получения, мы неизбежно опустимся до уровня традиционной истории, чего – исходя из заявленных целей – позволять себе никак не должны.

Второе заблуждение гласит: история – это факты. Это очень опасное заблуждение, так как здесь имеет место подмена предмета исторического исследования.

Установить факты даже при расследовании уголовного дела, возбуждённого буквально вчера, проводящегося при помощи тщательного исследования улик, допросов (в том числе перекрёстных) многочисленных свидетелей, очных ставок, криминологических экспертиз и других подробно разработанных методик, – зачастую неразрешимая задача. Что же говорить о событиях, произошедших сто, двести, пятьсот, тысячу лет назад? В самом ли деле о них осталось достаточно информации, хотя бы для безоговорочного утверждения, что эти события действительно были, не говоря уж о их смысле и «всемирно-историческом значении»?

Поэтому нужно очень чётко понимать, что мы не можем с достоверностью знать о событиях прошлого времени, мы можем изучать и знать лишь зафиксированные в источниках представления современников (в лучшем случае) и потомков (как правило) об этих событиях. То есть, как афористически заметил В.А.Иванов: «Факт – это миф. А миф о факте – это факт».

И не надо бояться честного признания того, что мы ничего или почти ничего не знаем о нашем далёком прошлом. Как отмечено в нашем с С.А.Чумичёвым докладе «К вопросу о Новой Цивилизационной Парадигме»: «Вообще говоря, категория "незнание" в эвристическом смысле оказывается гораздо более продуктивной и содержательной, чем категория "знание", хотя они и дополняют друг друга. Действительно, если исходить в познавательной деятельности из того, что мы и так уже знаем, ничего нового открыто не будет. Все великие открытия происходили тогда, когда переступались границы известного и обыденного и мысль в порыве творческого вдохновения устремлялась в неведомое. Кроме того, неплохо было бы помнить, что знание (как и сила) всегда относительно, и только незнание – абсолютно».

То есть честное признание в незнании точных дат и отказ от оперирования с описаниями каких-то событий в исторических источниках как с твёрдо установленными фактами – уже сам по себе неплохой, во всяком случае надёжный, фундамент для подхода к исследованию прошлого.

Однако, ограничиться одним лишь фундаментом было бы не слишком продуктивно. Возникает закономерный вопрос: как строить? Или, иначе, каким образом расширять пределы нашего знания по мере погружения от настоящего времени в прошлое?

Совершенно отказаться от хронологизирования исторической информации при решении задачи исторической реконструкции не получится точно так же, как и присвоить каждому событию точную дату. Поэтому пользоваться датами всё же придётся – но очень неточными и очень условными. При этом, говоря, например, «XVII век», нужно всего-навсего иметь под этим в виду «события примерно 300–400-летней давности»; говоря «XVI век» – «события примерно 400–500-летней давности» и т.д.

Назовём такой подход принципом условности дат.

Другим принципом будет понимание того, что при обозначенном выше погружении от настоящего в прошлое степень неточности дат будет возрастать, а ошибка в их определении накапливаться; причём чем глубже мы рискнём удалиться от настоящего времени, тем более неточными датами нам придётся оперировать.

Назовём это принципом неточности дат.

Что касается алгоритмов даже такой, условной и неточной привязки, то коротко они заключаются в следующем. Основной реперной точкой, по которой можно пытаться относительно датировать большинство источников, является такое цивилизационное событие, как изобретение книгопечатания. К сожалению, основная проблема и тут заключается в том, что более-менее точно определить дату этого изобретения и его последующего систематического использования практически невозможно по причине всё того же отсутствия надёжных датировочных методов. Можно, однако, попытаться ограничить эту дату «сверху», исходя из следующих соображений. XVII век по целому ряду параметров (к главным из которых следует отнести начало экспоненциального роста числа исторических источников, показания которых начинают поддаваться независимой перекрёстной проверке; появление периодической печати – газет, журналов, фиксирующих происходящие события в оперативном, без временного лага, режиме; переход большинства европейских стран на единую сквозную синхронизированную хронологическую шкалу «от Рождества Христова» и т. д.) можно отнести к первому столетию в человеческой истории, обладающему свойством в целом высокой надёжности дат. (Отдельные проблемы имеются и здесь – см., например, проведённое И.М.Гилиловым передатирование одного из книжных изданий начала XVII века – но в целом, повторю, система дат, относимых к этому веку, является достаточно надёжной.) Исходя из данного факта, можно зафиксировать, что изобретение книгопечатания едва ли могло произойти позднее середины – начала последней трети XVI века, – иначе источниковый бум XVII века просто не имел бы возможности состояться. В качестве непосредственного следствия этого вывода можно объявить XVI век периодом неустойчивых датировок, а более ранние века – временем неопределённых датировок.

Таким образом, всю шкалу времени, проградуированную в условных веках «от Рождества Христова», удаётся разбить на три датировочные зоны: примерно до XV века включительно – зона неопределённых датировок; период, охватывающий примерно весь XVI век, – зона неустойчивых, или сомнительных, датировок; примерно от начала XVII века и до настоящего времени – зона достаточно надёжных датировок.

Наконец, в качестве ещё одного основополагающего подхода обозначим принцип междисциплинарности. Любое утверждение в рамках исторической реконструкции, основанное на той или иной интерпретации показаний источников, должно быть самым тщательным образом верифицировано при помощи алгоритмов и подходов, разрабатываемых и применяемых в различных областях знания. Применение методологии всех освоенных (и осваиваемых) человечеством научных дисциплин – мощнейший инструмент верификации источниковедческой реконструкции. И если показания источников не выдерживают такой проверки, они должны быть по меньшей мере поставлены под сомнение, а то и вовсе отвергнуты, как бы мифологически привычны они для нас ни были.  

Каким же образом, с учётом всего вышесказанного, можно приступать – пусть к условному и неточному, но датированию событий, т.е. к определению примерного интервала времени в годах, прошедшего от события до настоящего времени? Или, иначе, есть ли вообще какие-либо претендующие на научность методики, которые могли бы предъявить общественности результаты исторического исследования-расследования? Ответ на этот вопрос должен, на мой взгляд, быть осторожно-положительным. Такие методики есть, но, как мы выяснили, – а) имеют ограниченную применимость и б) не дают для времени до XVI века сколько-нибудь точных дат. Если коротко касаться этих методик, то можно будет разделить их на четыре группы.

Во-первых, имеется целый ряд природных счётчиков-фиксаторов времени: период полураспада радиоуглерода, годичные кольца деревьев, годичные же слои в ледниковых кернах, планетные констелляции на небесной сфере и др. Таким образом, имеется группа методов естественнонаучного датирования – радиоуглеродный, дендрохронологический, гляциологический, астрономический, термолюминесцентный и другие. Какие-то реперные точки для последующей привязки к ним показаний источников могут быть получены путём последовательного применения независимого неконвенционального естественнонаучного инструментария. Необходимо при этом чётко осознавать границы применения каждого из методов и хорошо оценивать точность получаемых с их помощью датировок.

Во-вторых, очень важной представляется группа датировочных методик, которую я обозначу объединяющим термином социодинамические методы. Эта группа методов с полным на то основанием может считаться почти неразработанной, но с другой стороны одной из самых перспективных. Примерная суть их заключается в том, что с хорошей достверностью известная история последних 300–400 лет успела накопить неплохую статистику различных социодинамических характеристик – таких, например, как динамика численности населения, динамика потерь в войнах, скорость развития технологий, скорость роста числа городов и числа их жителей и т. д. Экстраполируя эти закономерности на тёмные века более глубокого прошлого, можно получать примерную датировку сведений из источников, отвечающих соответствующим показателям важнейших социодинамических характеристик.

В-третьих, нельзя отказываться от хорошо известных методов и приёмов источниковедческого датирования. Этот подход превалирует в традиционой историографии и, как ни странно, при аккуратном подходе оказывается вполне применимым для получения нестрогих, примерных, но всё же датировок реальных событий. Дело в том, что многие нарративные источники имеют внутреннюю относительную хронологию. Если этап критики источника был проведён достаточно тщательно и непредвзято, без произвольного согласия исследователя с какими-либо его, источника, показаниями и столь же произвольного отвержения других показаний (как это сплошь и рядом случается в ортодоксальной историографии), то на выходе из этапа критики источника мы вполне можем получить определённую привязку внутренней хронологии источника к некоторым реперным точкам на глобальной хронологической шкале, полученным естественнонаучными и социодинамическими датировочными методами.

Наконец, отдельно необходимо упомянуть и о предложенных А.Т.Фоменко и его последователями статистических методах в источниковедении, позволяющих с высокой степенью надёжности устанавливать факт зависимости, в том числе хронологической, показаний различных источников и тем самым существенно облегчать задачу абсолютной датировки этих показаний.

Только комплексное, последовательное, непредвзятое и неконвенциональное применение указанных групп датировочных методов и их перекрёстная взаимоверификация могут дать нам шанс на реконструкцию подлинного хода исторического развития человечества в привязке его к глобальной хронологической шкале. Всё остальное – от лукавого! (Впрочем, сделаю тут небольшую оговорку: нельзя, разумеется, исключать того, что в близком или отдалённом будущем наука обогатится какими-то принципиально иными методиками датирования исторических событий и тем самым будет достигнут очередной прорыв в деле построения научной хронологии сродни тому, что осуществил А.Т.Фоменко. Но даже предпосылки к тому мне пока неизвестны.)

В заключение несколько слов о так называемой многовариантности. С лёгкой руки А.К.Гуца и благодаря бурной деятельности некоторых его маргинальных последователей начал получать определённое распространение подход, согласно которому задачу исторической реконструкции необходимо свести к построению спектра гипотез-вариантов, порождаемых имеющейся на сегодняшний день источниковой базой (в том числе с учётом различных хронологических версий – от традиционной растянутой до радикальных ультракоротких), описать эти гипотезы-варианты в виде «нового учебника истории» и предложить общественности самой выбирать, кому что нравится.

Хочу самым решительным образом отмежеваться от такого подхода. Прошлое – не многовариантно. Варьироваться могут лишь наши представления о нём. При этом сознательно отказываться от попытки выяснить, что же было на самом деле, и ограничивать себя в исследовательской работе построением «красивых» малообоснованных гипотез-вариантов – значит заниматься дискредитированием и профанаций цивилизационных исследований, одной из главных целей каковых считаю выявление реальных закономерностей хода развития нашей цивилизации. Многовариантный подход в деле продвижения к этой цели не может дать ничего, в лучшем случае работая исключительно на популяризацию вопроса и, в большей степени, на популяризацию самих «исследователей»-многовариантников.

Разумной альтернативой многовариантности, полагаю, должен стать аппроксимационный подход в исследовании прошлого, заключающийся в том, чтобы как можно ближе подойти к выявлению той пространственно-временной структуры событий, которая имела место в действительности, т.е. расширять пределы нашего знания о прошлом посредством аккуратного и последовательного применения обозначенных выше методик и не плодя без надобности лишних сущностей, сиречь «вариантов».

Завершая доклад, вынужден зафиксировать, что в нём гораздо больше обозначено проблем, чем предложено алгоритмов их решения, – искренне надеюсь, что мне действительно это удалось. Что ж – таково на сегодняшний день объективное состояние нашего исторического знания. Об этом полезно помнить, приступая к решению задачи исторической реконструкции или же знакомясь с некоторыми предлагаемыми вариантами её решения.